— Ну давай же, Конрад, переходи к делу.
Кребс воздел свои руки, словно извиняясь за свои слова.
— Этой ночью мы вместе с отделом по борьбе с наркотиками провели несколько рейдов. По окрестностям Центрального вокзала и по некоторым местам в Швабингс. И набрали пеструю компанию обычных типов — пьяных, накурившихся, наколовшихся наркотиками. До потери сознания. Весьма прискорбное зрелище, должен сказать.
— И кто был среди них? — взорвался Циммерман. — Скажи мне наконец!
— Твой сын Манфред.
— И что ты с ним сделал? — спросил Циммерман с закрытыми глазами. — Надрал задницу?
— Я ему не отец, — ответил Кребс.
— Но ты друг его отца, который вправе делать все, что сочтет нужным. Если я надеру ему задницу как отец, он сочтет, что я злоупотребляю родительским авторитетом. Вот ты и мог бы как друг помочь в этой ситуации.
— Знаешь, я часто испытываю бессилие, — тихо признался Конрад Кребс. — Нам бы в таких случаях нужно действовать как врачам, помогающим найти верный путь заблудшим, или как судьям, ищущим причины и мотивы неправедного поведения. Только не как представителям власти и организаторам репрессий.
— Но если еще и мы начнем играть в гуманизм, — жестко отрезал Циммерман, — все пропало! Прошу, забудь, что ты поймал сына своего друга. Ты арестовал человека, который нарушил закон!
— Иногда люди вроде тебя нагоняют на меня страх, — сказал Кребс. — Я боюсь жить и работать среди тех, кто считает холодное и безжалостное исполнение законов единственным смыслом своей деятельности. Но в твоем случае я в это не верю и, пока ты не докажешь обратное, верить не буду.
— Ну наконец я сказал ему все, что хотел, — удовлетворенно заметил Петер Вардайнер.
Сузанна глубже погрузилась в мягкое сиденье автомобиля, в котором муж вез ее по ночному городу. Уклончиво заметила:
— Не увлекайся, Петер. Какой-то Шмельц этого не стоит.
— Ты что, хочешь сказать, что его надо пощадить? — Сузанна улыбнулась.
— Ты пощади себя. Зачем ты снова тратишь на него столько сил? Надеюсь, не из-за меня?
— Личные дела тут совершенно ни при чем. Это одна из возможностей очистить сферу нашей деятельности от людей, не знающих, что такое честь, и не способных создать что бы то ни было на благо людям.
— Но все это слова. — Она звонко рассмеялась. — И кто тебе поверит?
— Дело вовсе не в том, что случилось или не случилось до нашей женитьбы!
— А ты никогда и не спрашивал, — с улыбкой сказала она. — Спроси, и я тебе отвечу.