На далеких рубежах

Этот маневр он повторил несколько раз.

От шелковой палатки остались одни клочья, трепетавшие на колючих ветвях саксаула.

В первые минуты после того, как расшатанный бурей куст саксаула разодрал полотнище парашюта, Телюков подумал, что ему пришел конец. Куда ни глянь -- повсюду вихри песка: слепит глаза, забивает дыхание.

Вдруг он вспомнил о кислородной маске. Надел ее, сунул шланг за пазуху. Теперь рот и нос были прикрыты. При таком положении с бурей можно было еще поспорить.

В ложбине вихрился песок. Телюков выбрался из нее и вскарабкался на гребень бархана. С гребня его сразу сбросило вниз. Снова попал в углубление. Песок сыпался уже сверху. Тоже плохо. На четвереньках пополз дальше и вскоре добрался до ущелья, которое образовалось между двумя барханами. Здесь по крайней мере ветер дул в одном направлении.

В этом ущелье летчик просидел до вечера и остался на ночь. Не рассказать и не описать эту ночь! Вокруг гудело, выло, свистело. Порой казалось, что по ущелью скачет табун каких-то диких зверей. Телюков выхватывал пистолет и целился в темноту. Всю ночь просидел он настороже. К рассвету задремал, но ненадолго. Проснулся от щемящей боли в горле. Приподнял маску и отпил глоток воды. Он не мог усидеть на месте и зашагал по ущелью, увязая по щиколотки в песке. Набрел на густые заросли саксаула. Здесь было как будто тише. Он вырыл под кустом неглубокую яму, растянул с наветренной стороны обрывок парашюта, привязал его к саксаулу стропами. Стало относительно спокойнее. Телюков съел кусок колбасы, к спирту не притронулся -- после него еще больше мучила жажда. Запасы воды иссякали -оставалось меньше половины фляги.

По всему было видно, что буря утихнет не скоро, и Телюков начал соображать, что же делать дальше. До Кизыл-Калы было более ста километров. До рудника Каменского, пожалуй, ближе. Есть часы, есть компас, есть карта. Еда тоже пока есть. Но ветер валит с ног! Да т в конце концов на рудник можно и не попасть, чего доброго, пройдешь мимо. И до Кизыл-Калы не доберешься. Еще застрянешь где-нибудь.

Так ничего и не решил.

Песчаную муть сменили такие же мутные сумерки. Все вокруг потускнело. Будто кто-то взял и замазал очки тушью.

Телюков невольно сравнивал себя с Робинзоном Крузо. Тот был удачливее. Попал на живописный остров, где была вода, зелень, где не свирепствовал песчаный буран. А главное, он был не один... Эх, Филипп Кондратьевич, ведь ты солдат, и не пристало тебе падать духом... Хоть бы кто-нибудь из писателей изобразил тебя... Ну хоть не книгу о тебе написал бы, а коротенький рассказ... поведал бы людям, как ты прыгал с парашютом, как на четвереньках ползал по барханам между кустов колючего саксаула.

Миновала еще одна ночь. Время подвигалось мучительно медленно. Постепенно, незаметно для самого себя, Телюков высосал из фляги последние капли воды. А буря все еще не унималась. Дальше оставаться здесь было невозможно. Надо идти. Но куда? В Кизыл-Калу? Конечно только туда! Он в крайнем случае выйдет на железную дорогу и ракетами остановит проходящий поезд.

Когда у летчика созрело довольно определенное решение, до его слуха докатился гул самолета. Летчик сразу узнал "миг". Он схватил ракетницу, выстрелил. Тускло мерцающие разноцветные огоньки поглотила пыльная мгла. Он стрелял еще и еще. "Миг" прогрохотал в стороне и ушел.

"Не увидел!" -- в отчаянии подумал Телюков.

Но вот самолет, развернувшись, снова приблизился к зарослям саксаула. Грохот усилился. По-видимому, летчик снижался. Вдруг мелькнул луч света: не то фара, не то ракета. Фара! Луч достиг земли, осветил серые дымящиеся гривы барханов. Телюков в ответ разрядил ракетницу.

-- Ура-а!..

Трижды прошелся над ним "миг", пикируя включенной фарой. В последний раз луч едва не задел Телюкова. Это было признаком того, что летчик заметил ракеты и определил местопребывание того, кого искал.

Телюков не видел самолета и тем паче не знал, кто из летчиков отправился на его розыски. Но он понимал, что это -- подлинный герой. Пикировать в такую муть -- для этого нужны крепчайшие нервы. Даже если это летчик из полка Удальцова, и то можно назвать его героем. Тут ничего другого не скажешь...

Но с какой целью прилетел он? Выяснить -- жив ли? Постой, постой, Филипп Кондратьевич, а не выкинул ли где-нибудь летчик бак с водой?

При мыслях о воде спазмы сжали пересохшее горло. И хотя Телюков понимал, что ни один бак, если его сбросить с борта скоростного реактивного самолета, не уцелеет и что искать этот бак -- бесплодная затея, он все же отправился на поиски. Он хотел пить. За глоток холодной воды он отдал бы все на свете...

До позднего вечера блуждал Телюков между барханами в тщетных поисках бака с водой. На старое, "обжитое" место он уже не попал. Измученный, одолеваемый безотрадными мыслями, он повалился на песок, подложил руки под голову и забылся тяжелым сном. Во сне он видел стол, накрытый белой скатертью, а на нем -- сизый от ледяной воды графин. Он наливал и пил, не отрываясь, стакан за стаканом. Холодная, необычайно вкусная вода растекалась по всему телу. Утолив жажду, он лениво прислушивался к журчанию такого же холодного ручейка, который выбивался из скалы. Потом разулся и бродил по воде, шлепая босыми ногами, мыл лицо, руки, обливался, плескал на себя.