— Ты не хочешь снова вернуться к работе? Жизель покачала головой.
— Хотела бы, но считаю, что сейчас это было бы не правильно. Пойдут разговоры, что мы сотрудничаем с немцами.
— Да они все идиоты! — фыркнул Жорж. — Война закончена, мы побеждены.
— Французы продолжают сражаться.
— Опять 1870 год. В этот раз победили немцы, в следующий раз победим мы.
Жизель посмотрела на него, ее большие голубые глаза были печальны. Она понимала желание Жоржа вернуться к работе и его нужду в этом. Ведь без работы он был ничто.
— Если мы не победим в этот раз, — тихо сказала Жизель, — то, возможно, другого раза нам не представится.
И все-таки она посещала вечеринки и делала то, о чем ее просил Жорж. Но появлялась она там только с Даксом, никогда одна или в сопровождении француза, а тем более немца. Ей не хотелось, чтобы ее считали коллаборационисткой.
Жизель старалась вести себя лояльно, не высказывая явного нежелания сотрудничать с немцами, но от всяких предложений отказывалась под тем или иным предлогом и не участвовала ни в каких делах, имеющих политическую подоплеку. И самым верным признаком того, что ее не считали пособницей немцев, был тот факт, что, встречая ее на улице, простые люди улыбались ей, не избегая ее и не бросая на нее презрительных взглядов, как на других. И хотя она сейчас и не снималась в кино, они по-прежнему продолжали считать ее кинозвездой.
Однажды, когда они с Даксом завтракали у нее в квартире, окна которой выходили на Булонский лес, на улице раздался грохот солдатских сапог. Жизель подошла к окну, затем повернулась к Даксу.
— Как ты думаешь, они уйдут когда-нибудь?
— Только когда их прогонят, — ответил Дакс.
— А это когда-нибудь случится? Дакс промолчал.
— Тебя это не волнует, да? — разозлилась Жизель. — Ты ведь не француз, а иностранец. И кроме того, ты ведешь дела с немцами. Ты ведешь дела с кем угодно!
Дакс вытащил изо рта сигару и аккуратно положил ее в пепельницу.
— Меня это волнует, — спокойно ответил он. — У меня есть друзья французы и евреи. Мне не нравится, что происходит с ними, но я не имею права вмешиваться, потому что являюсь официальным представителем своего правительства.
Жизель посмотрела на него, впервые она слышала от Дакса его мнение о войне, и, несмотря на его спокойный голос, она почувствовала, как он ненавидит эту войну. Она подошла к нему и смущенно поцеловала в щеку.
— Прости, дорогой, мне следовало давно понять, как тебе нелегко.
Дакс посмотрел ей прямо в глаза.
— И все-таки мне легче, чем вам, французам.