– Ловите врагов-то?
– Конечно, ловим. Вот вчера взяли одного. Сволочь такая – печати негде ставить…
– У нас на заводе тоже давеча ночью ракетчика поймали. Оказалось, это Степан Кузовлев – член партии с семнадцатого года.
– Да брось ты!
– У него кресало для прикурки сделано из кремня величиной с кулак и било такое же. Он стоял на дежурстве возле забора и прикуривал, вот его и схватили.
– Ну, дела… – смеялся Дмитрий.
– Поди-ка помоги матери, – вдруг обеспокоенно сказал отец.
Мать стояла и смотрела в замерзшее окно, будто видела что-то сквозь лед, плечи ее вздрагивали. Дима обнял ее сзади и прижался плечом к ее спине.
– Ничего… ничего… ничего, – повторяла она тихо.
– Конечно, ничего, мамуля… – так же тихо шептал он ей в самое ухо.
– Ночевать-то дома будешь? – спросила она. – Тогда ложись, вставать ведь рано…
Рано утром, когда над осажденным городом еще не рассеялась ночь, Гладышев вышел из дома. Было очень знобко, и он шагал быстрым, энергичным шагом. Город затопила туманная мгла, хотя мороз, кажется, сдал. Из серой мути навстречу Дмитрию выплывали один за другим дома и тут же снова исчезали во мгле за его спиной. Казалось, улице не будет конца…
Дмитрий вышел на Староневский и увидел, как от ворот, где он вчера оставил мертвую женщину, отъехал грузовик, а на тротуаре остались две женщины и ребенок, который кричал на всю улицу. Женщины о чем-то спорили. Гладышев пошел быстрее и через несколько минут был около них. Девочка перестала кричать и тихо выла без слез, глазенки ее смотрели неподвижно, как стеклянные.
– Бюрократы проклятые, – жаловалась женщина с изможденным, темным лицом. – Приезжали из бытовки, мать-покойницу забрали, а девочку оставили. Куда мы ее денем? Кто ее кормить будет?
– Даже с карточками ничего не выяснили, – слабым голосом сказала другая женщина. – И главное, еще говорят: если вы люди, позаботьтесь.
Девочка умолкла и со страхом смотрела на Гладышева. Вдруг она подбежала к нему, обхватила его колени:
– Дядя, дядя, дядя! Поедем к мамочке! – закричала она громко.
– Да, поедем… Дмитрий взял девочку за руку, и они пошли.
Девочка вскоре закапризничала, стала кричать, плакать, пришлось взять ее на руки. Было ей всего лет пять, но она показалась Дмитрию очень тяжелой. Сначала он уговаривал ее не плакать, но говорить было трудно, и он замолчал. Девочка перестала вырываться и только выла тоненьким голоском, уткнувшись в его плечо…
– Где подобрал? – без удивления спросил Прокопенко, когда Гладышев вошел в его кабинет с девочкой на руках. Все, кто его сегодня встречал, непременно задавали этот вопрос, люди словно хотели, чтобы девочка запомнила адрес, который все время повторял Гладышев. Может быть, потом, лет через десять, когда будет мир, она вдруг скажет однажды, что почему-то ей помнится адрес: Староневский, двадцать девять…