Рубин Великого Ламы

22
18
20
22
24
26
28
30

Смеясь в душе над подарком, который я преподнес тебе, я выслушивал твою восторженную благодарность. Ты далек был от понимания колоссальной стоимости таких драгоценностей, потому что за всю свою жизнь мало покупал камней, но, несмотря на твое неведение, ты понял, что старый дядя делает тебе царский подарок, и ты несколько раз принимался благодарить меня.

Я вспоминаю еще твое удивление, когда я поставил при этом условие, что камни эти ты должен продать в Англии и там же, с помощью британских работников, строить аэроплан. Зная, что я не страдаю англоманией, ты ничего здесь не понял. Весь охваченный радостью сбывшихся желаний, ты не беспокоился о моих причудах и поспешил сесть на корабль в Кале.

Вот объяснение тайны! Я сказал тебе, что совесть моя была вполне спокойна, когда я вручал тебе рубины. Решив унести в могилу секрет моей подделки, я разрешил тебе продать свои искусственные рубины и никому не наносил этим вреда. Другое дело, если бы секрет их изготовления стал известен, как научное открытие громадного общественного значения, тогда бы зло было непоправимо: вся вселенная постаралась бы узнать состав и приобрести камни, произошел бы великий промышленный переворот… Но теперь совесть моя не страдает… Однако тут еще крылась некоторая хитрость, в чем я и признаюсь.

Ты припомнишь, может быть, что со времени моих первых работ над составом рубина мои товарищи по Академии подняли меня на смех, сомневаясь в успехе моих предприятий, особенно издевался один английский химик. «Это химеры, —утверждал он, —достойные только поисков философского камня и живой воды. Нужно быть сумасшедшим, чтобы отдаться таким фантастическим бредням».

Это меня укололо, сознаюсь. Я вовсе не сумасшедший, напротив, ум мой всегда обладал ясностью. И вот им доказательство!.. Хотел бы я увидеть физиономии этих милых англичан, когда они узнают печальную истину… а они ее узнают, я думаю, рано или поздно.

В этом причина условия, которое я тебе поставим я не мог удержаться от удовольствия выкинуть им такую штуку и доказать как дважды два, что они глупы как ослы и оплатят все расходы на постройку аэроплана! С другой стороны, не желая, чтобы они все потеряли в этом деле, я захотел, чтобы строители и механики английские одни этим воспользовались…

Понимаешь ты меня теперь и можешь ли желать от меня большего?

Надеюсь, что нет, мой дорогой Оливье! Я поступал самым лучшим образом, согласно со своей совестью. По всему этому ты видишь, мы никому не делаем зла и ни у кого не отнимаем его личных выгод…

Не злобствуй на меня, Оливье. Ты можешь простить меня за мои предвзятые намерения, мое желание осуществить блестящие мечты. Если ты не захочешь хранить секрета, свали всю вину на меня! Это я все сделал, все задумал, все исполнил!.. А ты был моей первой жертвой, мой бедный мальчик…

Прощай же, мой дорогой капитан! Благодарю тебя за все минуты счастья, которые дала мне твоя привязанность, с того времени, как я взял тебя на воспитание. Сожалею, что не имею богатства, чтобы оставить тебе; но эти проклятые работы все поглотили.

Прожив свой век, я не уверен, что для мужчины легко жить одному, отдаваясь только делу. Но ты не калека, и я не беспокоюсь за тебя.

Оставляю тебе мою библиотеку, манускрипты, маленькие сбереженияи мою старуху Урсулу. Мистер Дерозо скажет, на какую цифру их набралось, я думаю тысяч на пятьдесят франков.

Сделай из них хорошее употребление, мое дитя, и в последний раз тебя прошу, прости мне обман, которым я воспользовался (обман с твоей точки зрения). Я действовал в твоих интересах и не чувствую угрызений совести.

Твой дядя, любящий справедливого Оливье,

Генри Гарди».

Оливье остановился, пораженный этим необыкновенным титулом. Несмотря на всю эксцентричность своего дяди, он никогда не ожидал от него подобного сообщения. Фальшивые рубины!.. Купленные за колоссальную сумму домом Купера, они не стоили больше первого попавшегося камешка, поднятого в ручейке.

Действительное горе, внушенное ему смертью дяди, которое он испытывал за минуту перед тем, теперь точно потонуло, заливаемое новыми ощущениями, которые сразу придавили его.

«Что же мне делать? На что решиться? — думал он с ужасом, стыдом и отчаянием, — как возвратить такую громадную сумму», которую он получил за камни? Увы! Все пожрал этот аэроплан, и даже для своего обихода я не имею больше сотни гиней в кармане!.. Пятьдесят тысяч франков дяди Гарди ничего не значат когда должен миллионы!

И кто поверит, что он не был соучастником в этом деле? Что подумают Дунканы, Этель?»

Что делать? Оливье задумался, затем быстро принял решение, и в десять часов утра уже ехал в кэбе прямо к мистерам Купер и К°, на улицу Бонд.