Охотники за каучуком

22
18
20
22
24
26
28
30

Хозе тоже не в состоянии двигаться дальше, Маркиз в бреду, а двое остальных, обливаясь потом, измученные этим безостановочным переходом, чувствуют мучительный голод и совершенно изнемогают от усталости.

Каждые десять минут приходится останавливаться для передышки.

Но вот Хозе падает и не может подняться Шарль подымает его и взваливает себе на плечи, но эльзасец протестует, уверяя, что отлично снесет обоих больных.

— Ба, да я еще пройду двенадцать часов не евши! — невозмутимо заявил он.

— Да вы просто с ума сошли, мой бедный друг, — возразил Шарль. — Еще минута, и с вами будет удар!

— Я считаю двенадцать с одним больным, а с двумя — ну, скажем, всего шесть часов! А через шесть часов будет какая-нибудь перемена! Если вы согласны, сделаем так река, как вы говорите, недалеко. Так вот, если бы вы один отправились вперед на разведку, я бы тем временем отдохнул. Что вы на это скажете?

— Я скажу, что вы совершенно правы! Побудьте здесь, а я сейчас отправлюсь на разведку!

— Да погодите минуту!

— А что?

— Вот возьмите и скушайте это… это, конечно, не много, но все же даст вам силы на время! — с этими словами самоотверженный эльзасец достал из кармана небольшой кусочек кассавы, который он хранил у себя, не дотронувшись до него в течение почти двух суток.

Шарль, растроганный до слез этим самоотвержением, энергично отказывается, но эльзасец настаивает, наконец, сердится.

— Да полно же вам упрямиться! .. Кушайте, я этого хочу… это мой каприз! Ведь нашим больным сейчас ничего не надо, а мне здесь и на зуб положить нечего! Вы, видно, не знаете, что там я голодал целые годы, работая как несколько лошадей. Это хорошая школа, могу вас уверить!

Однако молодому человеку удается только добиться одного — принудить его разделить с ним последний остаток пищи.

Затем Шарль исчезает, хрустя кассавой и стараясь как можно дольше продлить это удовольствие и обмануть свой голод.

В каких-нибудь пятистах метрах от того места, где его бедные товарищи растянулись на земле, Шарль находит проток, шириною в полтора метра, текущий на север.

— Наконец-то! — восклицает он глухим голосом. — Эта тропа пирог куда лучше всякой индейской тропы; без сомнения, это приток Курукури. И сама река, вероятно, недалеко, так как она протекает между параллельными отрогами Сиерры, которые я вижу примерно в двух милях отсюда.

Обнадеженный этим открытием, он быстро спускается вниз по течению протока на протяжении двух километров и вдруг издает радостный крик при виде величественной и красивой реки, шириною около тридцати пяти метров, текущей, как он и предполагал, на запад.

— Не подлежит сомнению, это — один из истоков Верхнего Тромбетта!

— мысленно решает он. — Вот наш обратный путь, который приведет нас на Марони! Какая жалость, что нет у нас хорошей пироги и пары надежных весел! За два дня мы спустились бы до слияния этой реки с другим истоком Тромбетта, Уанаму, и поднялись бы по ней до Тапанахони, который впоследствии сделается нашим Марони!

Э, да впрочем, когда нет пироги, то можно и без нее обойтись, изготовив плот. К счастью, в материале нет недостатка. Этот плот я могу сколотить один, пока бедняга Винкельман отдохнет. Это дело всего каких-нибудь двух-трех часов… Довольно разглагольствовать! Пора за работу! ..