— Я, сеньор, весь в вашем распоряжении!
— Я знаю, что у вас храброе и благородное сердце; я люблю вас, и будьте уверены, что я не изменю обещанию, данному вам.
— О, совершенно бесполезно возвращаться к этому, сеньор Валентин, ваши слова запечатлелись в моем сердце.
— Хорошо, будьте покойны, я постараюсь скоро исполнить их. Что же нового? В милости ли вы по-прежнему у капитана Кильда?
— Более, чем когда-нибудь.
— Очень хорошо; а вашим другом Блю-Девилем довольны ли вы по-прежнему?
— По-прежнему. Мы в самых хороших отношениях, это человек самый странный, которого я когда-нибудь знал, самого необыкновенного ума и такого преданного сердца, которое едва ли еще где-нибудь существует, вы имеете в нем верного и драгоценного друга.
— Я вижу, что вы оценили его, как он того заслуживает; да, это драгоценный друг, который не отступит назад ни перед чем.
— Это правда. Играя постоянно свою роль с таким совершенством, что подчас, мне кажется, он обманывает самого себя, он неутомим, теперь он напал на новый след.
— На какой же это?
— Очень просто, на след нашего страшного общего врага.
— Дона Мигуэля Тадео де Кастель-Леон?
— Его самого.
— Он думает, что нашел следы?
— По крайней мере, он это утверждает.
— Viva Dus! Это будет прекрасный случай, если это правда, найти того человека, который сумел сделаться невидимым и пропасть, не оставив никаких следов. — Блю-Девиль предполагает, что это происходит оттого, что мы ищем слишком далеко то, что у нас почти под руками.
— Что вы хотите сказать? — вскричал Валентин, содрогаясь, — я вас не понимаю, дон Октавио.
— Одним словом, дорогой сеньор, — ответил охотник, — Блю-Девиль думает, что Мигуэль Тадео, который, по нашим предположениям, должен скрываться в каком-нибудь пограничном селении, спрятан где-нибудь в лагере самими эмигрантами.
— Но это ведь сумасшествие!
— Ну я не разделяю вашего мнения. Блю-Девиль очень хитер, он не такой человек, который может принять иллюзии за действительность.