Мочалов вышел из траншеи злой, как черт.
«Идиот, — ругал он себя, — сам же после госпиталя к этому Тарасову напросился». Стоило Петру подумать о госпитале, как он вспомнил, что перед самой атакой немцев ему почтальон принес письмо. Мочалов только успел заметить, что письмо от Алексея Купрейчика. Старший лейтенант сунул письмо в карман и начал готовиться к бою. И вот теперь вспомнил о нем. Он достал письмо и оглянулся, отыскивая место, где можно присесть. Увидел пустой деревянный ящик от снарядов и направился к нему. Развернул треугольник и начал читать: «Здравствуй, Петр! Пишу тебе лежа. Дело в том, что я последовал твоему примеру и угодил в госпиталь. Сначала было нелегко, но теперь дела пошли на поправку. Угораздило меня получить несколько ран, но самая обидная — в область горла. Пуля большого вреда не причинила, но на две недели лишила меня голоса. И надо же такому случиться, что именно в это время я встретил на станции Надю...»
Алексей с горечью рассказывал, как ему удалось увидеть жену, а у Петра глаза застилали слезы. Сколько душевной боли видел он между строк письма брата. Алексей писал: «Ты знаешь, как вспомню ее глаза, не узнавшие меня, волком выть хочется. Теперь мою душу терзает тревога: что с Надей, она же осталась на том безвестном мне полустанке! Смогла ли уйти, ведь там вот-вот должны были оказаться немцы? Я из госпиталя, как только смог писать, сделал уже три запроса, но ответа никакого. Правда, мне не везет еще и в этом, что перевезли меня уже в третий госпиталь, и вполне может быть, что ответ меня не нашел. Ты уж, брат, присматривайся к людям в госпиталях, спрашивай у них, а вдруг ты найдешь ее...»
Петр кончил читать, и подперев голову руками, задумался:
«Я сочувствую тебе, брат, потому что и сам терзаюсь неизвестностью. Тебе, конечно, тяжело, но ты же ведь хоть случайно, пусть редко и издалека, но видел свою жену. А у меня в лапах фашистов оказалась вся семья, мои дети, моя плоть и кровь, беззащитные, слабые существа!»
— Командир, что у тебя, несчастье?
Встревоженный голос Северинова вывел Мочалова из задумчивости. Петр поспешно ответил:
— Нет-нет, вот получил от брата письмо и расстроился. Ранен он.
— Ну хоть руки, ноги целы?
— Да вроде бы целы, да и воевать собирается дальше, так что все будет нормально.
— Ну тогда не унывай, что же делать, война! — Подпиши похоронки и представления к наградам.
— Хорошо, оставь.
Лейтенант ушел, а Мочалов, взял в руки похоронку: «Сержант Онапреенко».
«Хороший был солдат. Когда я вернулся из госпиталя, он уже был в роте», — Мочалов вспомнил его всегда бледное худощавое лицо, немного задумчивые глаза. Прочитал, кому пойдет сообщение о смерти — матери. Тяжело вздохнул и подписал. Взял следующую похоронку: «Красноармеец Николаенок», — старший лейтенант вспомнил, как Николаенок во время боя пробрался в одиночный окоп, вырытый впереди, и оттуда из ручного пулемета вел прицельный огонь. Видел Мочалов, как погиб Николаенок. Немецкий танк выстрелом из пушки попал в окоп. «Геройский был парень. Кому мы напишем?» Мочалов прочитал, и сердце сжалось от боли — внизу карандашом была сделана приписка: «Двое детей»...
Подписав документы, командир роты подозвал связного и приказал отнести их замполиту, а сам откинулся спиной на осыпающуюся песчаную стенку траншеи.
В свободную минуту на передовой мысли Мочалова часто возвращались в прошлое. Хотелось разобраться, проанализировать события.
Мочалову вспомнился госпиталь. Его встреча с Алексеем, врачом Ольгой Ильиничной. Судьба Василевской его взволновала. Женщина потеряла двоих детей и носит свое горе в себе, потому что вокруг нее столько несчастий, смертей и крови, что рассказывать о своем просто некому...
— Товарищ старший лейтенант! А товарищ старший лейтенант!
Мочалов вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял телефонист:
— Вас комбат зовет к себе.
ebooksa