Вам - задание

22
18
20
22
24
26
28
30

— Не удивляйтесь. Я в плену был, попробовал фашистского хлеба. Мне еще повезло по сравнению со многими. Когда везли нас на товарняке, оторвали в полу доски, и человек десять, а может, больше, сбежали. Правда, собраться всем вместе не удалось. Вот я уже почти месяц как сюда добираюсь. А у вас, смотрю, тоже немцы хозяйничают.

— Да тут их целая часть уже месяц квартирует, — пояснила Марфа Степановна и начала возиться у печи, — сейчас я тебя, сынок, накормлю.

— Мама, мне бы помыться да эти лохмотья сбросить. Их надо сразу же сжечь, чтобы заразы не набраться.

Пока Антон жадно ел все, что ему подносили, нагрелась в трех больших чугунах вода. Женщины вылили ее в жестяное корыто, и Антон остался в комнате один. Пока он мылся, Марфа Степановна достала из шкафа белье и начала готовить в свободной небольшой комнатке постель. Наконец вымытый и переодетый Антон подошел к матери. При тусклом свете лучины было видно, как болтается на нем одежда.

— Мама, я еле на ногах держусь. Сейчас лягу спать, а завтра поговорим, сожги только лохмотья.

— Ложись, сынок, ложись. Я сделаю все, как ты говоришь. Скажи только одно: о Лёне ты ничего не слыхал?

— Нет, мама, мы же с ним в разных частях служили.

Антон лег на кровать и мгновенно уснул. А женщины, взволнованные его неожиданным появлением, долго еще ворочались в постелях.

Антон проснулся лишь к вечеру следующего дня. Он сильно простыл: часто кашлял, температура была высокая.

Женщины, посоветовавшись, решили, что на улицу будут выходить редко. Детей вообще не выпустят.

Первые дни Антон сильно болел, но постепенно он начал отходить. Все реже его бил судорожный кашель. Забота и уход делали свое дело.

Прошла неделя. Антону стало гораздо лучше. За время болезни он успел рассказать о своих мучениях и об издевательствах гитлеровцев над военнопленными.

Марфа Степановна и Татьяна Андреевна, слушая рассказы парня, не скрывали слез. Томительная неизвестность о старшем сыне и беспокойство о Петре как бы породнили этих разных по возрасту женщин. Однажды, когда Антон уже совсем поправился, он сказал матери:

— Ты, мама, потихоньку начинай собирать меня в дорогу. Мне надо идти.

— В какую дорогу? Куда идти? — запричитала мать. — Никуда я тебя не пущу. Хватит, я намаялась без вас здесь, и сейчас хоть ты побудь со мной! Никуда я тебя не пущу, никуда! Слышишь!

Антон подошел к матери и обнял ее:

— Успокойся, мама. Пойми, я — солдат и мое место на фронте, где бьются с врагом тысячи таких, как я. И я обязан быть там и сражаться с гадами до тех пор, пока не освободим свою землю.

Он отошел от матери, стал у окна и тихо дрожащим от ярости голосом сказал:

— Если бы ты знала, мама, как они издеваются над нашими людьми. Ты даже не представляешь, что они вытворяют. Они хуже зверей! И не надо меня уговаривать, я живу сейчас только одним желанием — мстить фашистам, бить их днем и ночью, до тех пор, пока не перебьем!

В разговор вмешалась Татьяна Андреевна: