Бесстрашные

22
18
20
22
24
26
28
30

«Если меня узнают, то я подчинюсь силе, – подумал Швиль. Но до того времени могут пройти дни, недели, месяцы, а если мне повезет, то и годы. И это время – мое!»

Автомобиль остановился перед старинным дворцом. Здание было построено из серого мрамора, с узкими окнами. Два льва с широко раскрытой пастью величественно лежали по обеим сторонам портала. Швиль вышел из автомобиля и поднялся по ступеням. Широкая белая мраморная лестница, покрытая ковром, вела наверх.

– Здесь наши дороги расходятся, – сказала Элли, нажимая звонок.

– Как так? Разве вы не останетесь здесь? – спросил он с искренним сожалением.

– Нет, я пойду в отель: там я отдохну, а потом покину город.

– Куда вы поедете? Скажите.

– Не смею, – быстро прошептала она, потому что слуга уже отворил дверь.

Они вошли. Холл, пол которого был устлан коврами, походил на оружейную: все стены сверху донизу были покрыты кинжалами, мечами, пистолетами, стрелами, щитами и панцирями. Швиль легко мог установить высокую ценность этих вещей. Все они были настоящей стариной. Потолок был покрыт старыми, потемневшими в боях знаменами. Узкое готическое окно с цветными стеклами, через которое светило солнце, создавало волшебное освещение. В холле царила мертвая тишина. Слуга проводил прибывшего в большую светлую комнату. Элли он задержал у двери.

– Там синьор может принять ванну и переодеться, – сказал он с серьезным выражением лица. – Синьора последует за мной, – прибавил он.

– Прощайте, господин Швиль: мы, наверное, больше не увидимся, по крайней мере, не скоро, – сказала его спутница, подавая руку. Он страстно схватил ее, задержав на мгновение в своей и поцеловал. При прикосновении своих губ к нежной коже Швиль ощутил ее едва уловимую дрожь. Он поднял голову и посмотрел на нее. Ее лицо было серьезным, но ничего не говорило.

– Благодарю вас, фрейлейн Элли.

– Не стоит благодарности: я исполнила свой долг.

– Долг? По отношению ко мне?

– О нет. По отношению к вам у меня нет никаких обязанностей.

Она кивнула ему головой и прошла за слугой. Швиль вошел в комнату, закрыв за собой большую белую дверь. Перед собой, в зеркале, он увидел старую женщину и испуганно отступил назад – но в следующую же минуту едва удержался от смеха. Он совсем забыл о своей маскировке.

Швиль сорвал с головы парик и бросил его на первый попавшийся стул, потом оглянулся. На стенах, обтянутых темно-синей материей, висели очень дорогие миниатюры. Громадный синий ковер заглушал шаги. Посередине комнаты на овальном столе красного дерева, доска которого была покрыта прекрасными рисунками, стояла тяжелая ваза с фруктами. Швиль сразу набросился на них и съел сколько мог. Потом он оглянулся в поисках ванны. В стене оказалась дверь, тоже обтянутая синей материей и поэтому едва заметная.

Сбросив опротивевшее ему женское платье, Швиль к собственному изумлению увидел, что на нем все еще тюремное белье.

Он бессильно опустился на стул и закрыл глаза. Войдя в соседнюю комнату, он осмотрел себя со всех сторон в висевших на стенах зеркалах. Глубокая фарфоровая ванна была уже наполнена водой, распространявшей приятный аромат. Швиль любил духи и раньше всегда употреблял их. Это была одна из его слабостей, может быть, некоторая женственность в характере, но он не мог противостоять ей. На стуле он нашел шелковое белье и нерешительно взял его, внимательно рассматривая. Его охватило неприятное чувство. Такое же белье, с таким же рисунком он носил до своего ареста. Странное совпадение!

Швиль вошел в ванну. Приятное чувство заставило его забыть о тяжелых мыслях. Он не торопился и только через полчаса вышел из ванны и открыл маленький белый шкаф, где, очевидно, должно было быть платье. Да, он оказался прав, там висел тщательно выглаженный костюм. Взяв его в руки, едва не вскрикнул: он держал свой собственный костюм. Швиль заказал его в Каире у английского портного. Он посмотрел подкладку: да, вот клеймо фирмы. Туфли, рубашка, галстук… все, все принадлежало ему.

Побледнев, он стоял, держа вещи в руках, и чувствовал, что эта загадка сильно волнует его. Со вчерашнего вечера он все время шел ощупью, в темноте. Одна неясность сменяла другую, он начинал думать, что сойдет с ума.