– Что за чертовщина! Никак со стариком худо?
В два прыжка Восьмеркин очутился на месте рулевого. Он отстранил повисшего на штурвале инженера и, выправив руль, повел ревущий катер в спасительную мглу открытого моря.
Вдали хорошо был виден разламывающийся пополам, объятый пламенем и паром корабль. Вокруг него суетились катера, подбирали из воды тонувших солдат и матросов.
Калужский пришел в себя. После непривычного нервного напряжения он ощущал необыкновенную слабость в ногах и перебои сердца. Боясь вновь упасть, Николай Дементьевич уселся прямо на палубе, рядом со Степаном.
«Чеем», не сбавляя скорости, подошел к пещере одновременно с «Дельфином».
– Молодцы! Чисто сработали, – весело поздравил чеемовцев Клецко. – Не меньше шести тысяч тонн утопили.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
На рассвете, когда в пещере все еще спали, из леса вернулись Витя и Пунченок с потрясающей вестью. Дежурный немедля сыграл побудку. Пунченок вскочил на стол и ликующим голосом закричал:
– Проснитесь, товарищи?.. Все просыпайтесь… Приморская армия заняла Керчь! На всем Перекопском перешейке линия обороны фашистов прорвана! Наши форсировали Сиваш, заняли Армянск и движутся к нам. Ура-а!
«Ура» было подхвачено, оно отозвалось таким гулким эхом в закоулках пещеры, что проснулись от зимней спячки и заметались летучие мыши.
Спать уже никто больше не мог.
Записка начальника штаба начиналась торжественно:
«Началось! Час возмездия настал! – писал он. – Не выпускайте из Крыма воров и поработителей. Пусть здесь они найдут могилу, чтобы не могли повторить свои гнусные дела в других местах…»
Дальше шли советы и указывались пункты, удобные для нападения и подрывных работ. Пещерной группе отводился большой участок приморской дороги и побережья.
Прочитав вслух давно ожидаемое послание, Тремихач заморгал глазами и стиснул в объятиях Пунченка. Забыв о своих недугах и ранах, партизаны брызгались и обдавали друг друга водой во время умывания, шутили и смеялись за завтраком.
Начались горячие дни. Днем люди набивали походные мешки взрывчаткой, патронами и гранатами. А ночью группами по три-четыре человека высаживались в разных пунктах побережья, минировали в темноте дороги, обрушивали нависшие скалы на обозы отступавших оккупантов, забрасывали гранатами мечущихся гитлеровцев.
Временами ветер и горное эхо доносили далекий несмолкающий гул канонады. Казалось, что все горы Крыма присоединили свой раскатистый голос к железному басу пушек: «Бей!.. Не дай уйти разорителям!»
Соловьи точно посходили с ума в эту весну. Их не могли утихомирить ни близкая стрельба, ни рокот моторов на дороге и в воздухе. В часы короткого ночного затишья соловьи неистовствовали до рассвета. И голоса их таили в себе такую силу, что порой заглушали надвигавшийся рев войны.
Советская Армия безудержно двигалась. Уже были заняты Симферополь, Феодосия, Старый Крым. Вскоре вспышками разрывов озарилось и небо над скалами у пещеры. Застрявшие здесь оккупанты еще огрызались. Бои шли у подножия ближайших гор.
Партизаны решили напасть на гитлеровцев с тыла. Пещерной группе поручалось высадить на рассвете десант е расположении приморских частей. От перебежчиков штабу стало известно, что у фашистских солдат начались волнения. Они готовились отступать, но их задержали эсэсовцы, выставившие на дорогах заградительные отряды.