– Вот теперь можно и нам не опасаться простуды, а то друг у меня хилый, – сказал Чижеев, кивая на Восьмеркина. Он дружески протянул руку и спросил: – Где ваши остальные?
– Здесь они. Мы прирезать вас хотели.
– Зря, могли на боксерский удар нарваться. Будьте знакомы – чемпион бокса Степан Восьмеркин, флотский тяжеловес и тяжелодум.
Из кустов вышли еще два человека.
– Тише, нас могут заметить, – обеспокоился Пунченок. – Сорвем всю музыку. Вы тоже автоколонну поджидаете?
– Нет, мы продуктами больше интересуемся, но и автоколонной можем заняться.
– Пока вот здесь все наше войско – я и Степа.
– Тогда нужно совместно действовать, по общему плану.
Пунченок наскоро поделился своими планами и высказал пожелание захватить контрольный пункт.
– Ладно, регулировку движения мы со Степой на себя берем, – сказал Чижеев. – Направим, куда следует. А вы побольше мин закладывайте и людей с гранатами тащите, чтоб жарче было.
Моряки условились о сигналах, вместе с двумя партизанами пересекли у балки шоссе и, сделав большой полукруг, подобрались с другой стороны к контрольной будке. Здесь они нашли окопчик, залегли в нем и стали наблюдать.
Они ясно видели, как у немцев произошла смена постов. У контрольного пункта осталось всего лишь четыре человека. Один регулировщик находился против указателя с немецкими надписями у разветвления дорог, а остальные – два солдата и ефрейтор – ушли в будку. Регулировщики сменялись каждый час.
К вечеру движение на дороге резко сократилось: за час пронеслись только три грузовых машины и один мотоцикл. Начало смеркаться. Моряки и партизаны подползли еще ближе к будке и притаились за поленницей мелко нарубленных дров.
Вскоре на шоссе показался небольшой отряд мотоциклистов.
Забрызганные грязью мотоциклисты остановились у контрольного пункта и покатили дальше. Ефрейтор больше не возвращался в будку, он остался на дороге с регулировщиком.
– Видно, их квартирмейстеры или передовое охранение, – шепнул один из партизан. – Верный признак, что скоро появится автоколонна с войсками. Надо быстрей захватить будку, иначе проскочит мимо.
– Сейчас мы им смену устроим, – сказал Чижеев.
Он подкрался к будке и осторожно заглянул в окошко. Тесное помещение освещалось только колеблющимся светом железной печурки, у которой сидел на корточках рыжеволосый немец и ворошил дрова. Другой регулировщик спал на скамье, закрыв шапкой лицо.
Момент был удобный. Чижеев махнул рукой партизанам и Восьмеркину: «Выходите, мол, пора действовать».
Степан, как было условлено с Чижеевым, поднялся, набрал полную охапку дров и деловой походкой направился к дверям сторожки. С дороги на него никто не обращал внимания. Восьмеркин обтер у порога ноги, толкнул легкую дощатую дверь и, согнувшись, протиснулся в помещение.