В открытом море

22
18
20
22
24
26
28
30

– С Военным Советом связан только командующий всеми партизанскими отрядами.

– Тогда прошу передать через него на эскадру, что мичман Клецко и матросы Чижеев, Восьмеркин и Чупчуренко не погибли и не пропали без вести, а воюют.

– Это мы уже сделали сами.

– Если так, то спасибо. Больше у меня нет никаких просьб. Воевать и тут можно.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Пещера постепенно превращалась в подземный партизанский лазарет. На всех деревянных настилах лежали матрацы, на которых стонали и бредили раненые. Это были жертвы большой фашистской облавы. Убитых партизан зарывали на месте, а раненых по диким тропам переправляли к морю.

Больных обслуживали Катя и два легко раненных в ноги партизанских хирурга. Стол Калужского стал называться «операционной», Нинина каморка – «аптекой». Здесь приготовляли лекарства, дезинфицировали инструменты, стирали бинты.

Восьмеркин почти не виделся с девушкой. На трофейном катере, получившем название «Чеем», он одновременно выполнял четыре должности: был боцманом, сигнальщиком, пулеметчиком и, по надобности, рулевым. Свободного времени не оставалось. Вместе с Калужским, Сеней и Витей они выходили на «Чееме» вслед за «Дельфином» в указанные пункты, забирали в темноте партизан, пробравшихся к морю, и перебрасывали их к Отшельничьей скале. Оттуда лесные жители по ущельям и тропам над обрывом беспрепятственно просачивались в тылы карательных отрядов. А друзья на катерах отправлялись за новой партией или в пещеру.

Днем они отсыпались, мыли палубы катеров, приводили в порядок механизмы, выкачивали воду и заправлялись горючим, чтобы ночью вновь быть в минутной готовности.

Ночи, на счастье, стояли темные, безлунные. Видимость была не более двух-трех кабельтовых. Свежая погода заглушала шум винтов и моторов. Семь походов прошли благополучно, катера ни разу не попали под прожекторный луч и незаметно проскакивали мимо береговых батарей. Только во время восьмого рейса «Дельфин» неожиданно нарвался на фашистский сторожевик, патрулировавший у берега.

Сторожевик запросил опознавательные.

На «Дельфине» пассажиров еще не было. Чтобы оградить от беды следовавший в отдалении «Чеем», Клецко просигналил фонарем нечто похожее на «веди» и приказал задраить колпаки.

Фашисты, прочитав неверный ответ, выстрелом из пушки предложили остановиться. Но Клецко был упрям: он посылал в темноту нелепейшие сигналы и не спеша уходил в море.

Сторожевик ринулся в погоню за катером и уже хотел дать второй выстрел, как странный корабль неожиданно взбурлил воду, сделал непонятный зигзаг и развил такую скорость, что его невозможно было ни накрыть залпом, ни нагнать.

Вскоре, точно растворясь в пене, он совсем исчез в темноте.

Сторожевик более часа кружил в море, надеясь напасть на след исчезнувшего судна, и посылал по радио предупреждения в ближайшие базы.

А «Чеем» тем временем успел беспрепятственно подойти к скалистому берегу, захватить притаившихся партизан и уйти с ними на запад.

На другой день в море появилось около десятка курсирующих вдоль берега торпедных и сторожевых катеров. Два из них были видны с наблюдательного поста пещеры. Они дрейфовали в десяти-пятнадцати кабельтовых. Выходить в море стало опасно. Вход в пещеру оказался под контролем с двух сторон.

– Неужели догадываются? – вглядываясь в патрульные катера, бормотал озадаченный Клецко. – Придется повременить малость. Не показываться им.

– Глядеть в оба, – сказал он заступающему на вахту Чупчуренко. – Особенно когда будут запрашивать опознавательные. Записать в точности ответы.