– Федор! Федор! - закричал Росин.
Порыв ветра распахнул шкуру и отбросил в сторону. Росин упал в снег и из последних сил удержал ее. Тянул к себе, но не мог поднять против ветра.
– Вадя! Вадя! - опять кричал Федор.
Не в силах подтянуть шкуру, Росин наполз на нее, кое-как завернулся прямо со снегом и, поднявшись на ноги, полез по сугробу. Снег то белый, то темный, а вот и земля начала качаться. «Дойду!… Дойду!» А земля качалась все сильнее.
– Федор! Федор! - закричал он, вкладывая в этот крик последние силы.
…Малость согревшись в сене, Федор опять открыл дверь. «По времени должен вернуться». И вдруг среди метели увидел Вадима. Он стоял. Качался на ветру и шагу ступить не мог. Ладил только не упасть, устоять супротив ветра.
Как был босиком и раздетый, Федор заковылял к нему по сугробу. Схватил и поволок к двери… Ввалились в избушку. Снег, занесенный ногами, не таял.
Глава 25
Росин лежал на нарах. Его спутанная, клокастая борода торчала вверх, рот полуоткрыт, помороженное лицо в темных, коричневых струпьях.
На стенах, на потолке красноватый свет пламени чувала.
Федор напоил Росина чаем, заваренным сушеной малиной и корой черемухи, плотнее укрыл медвежьей шкурой, а сам снял висевший под потолком пук травы и, выбивая пыль, легонько ударил им о колено. Не торопясь развязал лыковую веревку и зашуршал сухими растениями, выбирая зверобой, богородскую травку, калган. Потом набрал сухих цветов мяты, отрезал корневище синюхи и целую ночь томился у чувала, уваривая в глиняном горшке зелье.
Утром он поднес ко рту Росина деревянную кружку с приготовленным за ночь снадобьем.
– На-ка, выпей.
Росин сделал глоток и отстранил, почти оттолкнул кружку.
– Ты что, отравить хочешь? В рот не возьмешь!
– Пей, пей, от озноба помогает. Росин сделал еще глоток и поморщился.
– Какая-нибудь старуха научила этот яд варить. Ты еще пошепчи что-нибудь для порядка.
– Сроду не верю никаким шептаниям. Да пей! Опрокинь все разом - и дело с концом… Ну вот. На-ка, запей. Тут с медом.
Немало горького зелья выпил Росин. То ли оно помогло, то ли ежедневный чай из багульника, только наконец он поднялся с нар.
– Как твоя нога, Федор?