Я думаю, что роспуск Коммунистического интернационала является вполне своевременным, так как именно теперь, когда фашистский зверь напрягает свои последние силы, необходимо организовать общий натиск свободолюбивых стран для того, чтобы добить этого зверя и избавить народы от фашистского гнета.
XLII
Среди военных и даже в штабе упорные разговоры о близком мире. Поездки японцев трактуют как посреднические. Был на заседании Президиума Союза писателей – удивительно там некультурная обстановка: и Фадеев, и Катаев богато одарены хамством.
Была одна тревога, но без стрельбы, говорят, что ее дали, дабы пропустить через Москву танки. Была стрельба, но без тревог. На Западном фронтов, говорят, затишье. Тает медленно. Очевидно, мы накануне событий – «что и царю Борису».
Союз заседает в том же особняке на Поварской, где я впервые появился в 1921 году!
Слухи о мире очень упорны – также упорна версия о том, что Украина станет самостоятельной. Логика событий явно ведет к этому, но – потом последует сюита внутренних передряг. Расчет обеих сторон – ясен. Все дело в выигрыше темпа, но немцам, я думаю, несладко.
Сегодня был Щербаков. Приходил прощаться. После 4 месяцев подготовки сегодня выезжает на фронт. Интересная и характерная мелочь: им дали новые минометы, но способ пользования неизвестен, так они и поехали. Слух: в Москве Риббентроп. Благодаря ли ему, но удивительно тихо – ни налетов, ни стрельбы. Но говорят, что немцы начали бактериологическую войну. Сбрасывают яркие коробочки, раскрыв которую человек сразу же умирает от какого-то яда и т. п. На собрании пропагандистов сказали твердо, что немецкое наступление миф и что война кончится в 1942 году…
Апрель 1942 года. Стокгольм.
– Олег Николаевич, – шепотом позвал Коля. – Олег Николаевич.
– Чего тебе? – недовольно отозвался Штейн.
Они вдвоем находились в Колиной квартирке. Была ночь. Свет уличного фонаря пробивался сквозь занавеску и желтым квадратом падал на пол, разгоняя мрак в комнате. Надо было спать. На утро Штейн назначил ликвидацию Синяева. Нужно, чтобы с утра не дрожали руки и не шалили нервишки, а этот все заснуть не может.
– Олег Николаевич, вот кончится война…
– И что?
– Да я так думаю, тогда совсем другая жизнь будет.
– Какая – другая? – не понял Штейн.
Из уважения Коля уступил Штейну свою кровать, а сам лежал сейчас на жестком топчане, мечтательно глядя в потолок. Он и не думал спать.
– Лучшая. Не такая, как была.
Штейн повернулся на другой бок. Надо бы заснуть, только молодой человек никак не уймется.
– Ага, – отозвался он через минуту. – Ты еще про благодарных потомков вспомни.