Купол на Кельме,

22
18
20
22
24
26
28
30

Я не очень уговаривал старика. Незачем было брать в экспедицию человека, которому трудно работать шестом. Но, когда я поднялся, чтобы уходить, Ларион сказал неожиданно:

– Завтра дровец запасу, полечусь.

На другой день я присутствовал при этом лечении. Ларион растопил тесную деревенскую баньку и, забравшись на полок, кряхтя, растирал спину муравьиной кислотой. Я попробовал помыться за компанию, но через минуту выскочил как ошпаренный. Пока я, дрожа на ветру, одевался под стенкой, до меня доносилось довольное фырканье. И немощный старик еще полчаса охал в этом пекле. Потом он показался, распаренный, с посоловевшими глазками, весь красный, как свекла, от макушки до пяток. Выбежав из баньки, он окунулся в ледяную Югру, а затем, прикрывшись веником, прошествовал в дом. Так как от этого лечения он не умер на следующий день, я решил, что не найду человека выносливее, и, не колеблясь, принял его на работу.

5

На третий день ветер стих, и Фокин привез Николая, еще через день – Глеба, затем Левушку. Студентов я отдавал в распоряжение Пантелеймона – они должны были строгать, конопатить, смолить. Старик был доволен помощью, похваливал:

– Молодец, паря, стараешься. – И неизменно добавлял для равновесия: – А руки у тебя дрянь.

На шестой день Фокин сделал два рейса с грузом, без людей. Теперь мы ждали Маринова и Ирину.

Ирину я ждал несмотря ни на что. Мне не удалось заглушить любовь за неделю, как не удалось за два года на фронте.

Пусть Ирина сказала: «Забудь, я не способна любить». Не хочу забывать, не хочу уступать! Что-то слишком уступчив я, слишком легко устраняюсь.

Но, если любви нет, нельзя ли ее пробудить?

Люди опытные пожимают плечами. «Любовь дело темное, – говорят они. – Кому как повезет».

Но ведь возникает же она как-нибудь. Вырастает из уважения, благодарности, жалости, восхищения, что ли?

Вот Ирину сейчас восхищает Маринов. Она восхищается, может полюбить, если еще не полюбила. Чтобы победить Маринова, надо превзойти его. В чем?

И, когда, спускаясь с лесенки самолета, улыбающаяся Ирина подает мне руку, у меня чуть не срывается совсем недружелюбное: «Мы еще посмотрим, чья возьмет!»

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1

Приятно быть могучим. Быть, например, знаменитым штангистом, выходить на эстраду в мягком черном трико, с низко вырезанной грудью; плотно поставив ноги, браться за стальную штангу, похожую на вагонную ось с двумя колесами, и мощным толчком поднимать над головой десятипудовую тяжесть на удивление зрителям.

Или марафонским бегуном с сильными ногами и широкой грудью. Не зная усталости, преодолевать подъемы и спуски, скрипучие гаревые дорожки и голубые километры накатанного шоссе и, без труда оставив далеко позади всех соперников, одному, под нарастающий плеск аплодисментов, заканчивать последние четыреста метров у подножия трибуны.

И даже необязательно быть чемпионом, просто – опытным гребцом; плавно нести над гладкой водой весло, стряхивая с лопасти капли, не брызгая, погружать в воду, разрезать ее, словно ножом, и, напружинив мускулы, ногами, плечами, всем корпусом подвигать лодку вперед. Пусть скользит все быстрее и быстрее тяжеловесная «лосьвянка», пусть рокочет под носом рябь, пусть бегут навстречу берега, а попутные лодки отстают, словно неподвижные камни. Рраз… и-и-и… Рраз… и-и-и-и…

– Не увлекайтесь, Гриша!