Купол на Кельме,

22
18
20
22
24
26
28
30

– Разве бывают такие маленькие ступеньки?

В общем, это был приятный день, на редкость плодотворный. Вспоминая его, я спрашиваю себя сейчас: «Чему мы радовались, собственно говоря? Ведь именно тогда мы поняли, что Старосельцевская ступень расколота на маленькие, даже крохотные ступеньки, и нет в них места для нефтеносных куполов. Мы поняли, что нефти здесь не найдешь и зря Маринов в Москве подчеркнул красным карандашом Старосельцево».

Но, видимо, так уж устроена голова у геологов, что они радуются всяким новым фактам, даже разочаровывающим. Мы поняли ошибку – значит, мы стали умнее.

Конечно, день, когда становишься умнее, можно назвать плодотворным.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

1

– Осторожнее, Гриша, ты запачкаешь карту кровью!

Ирина сидит перед палатками на лужайке. Она чертит карту, работа требует внимания. Брови девушки сдвинуты, круглое лицо выражает упорство. Такое лицо бывает у очень старательных школьниц, подчищающих кляксу бритвочкой. А на руках ее, от рукавов до ногтей, копошится поблескивающая серая масса. Я кладу на нее ладонь.

Ирина поднимает на меня глаза:

– Осторожнее, Гриша, ты запачкаешь карту кровью!

Говорят, одного геолога спросили, встречал ли он в тайге кровожадных хищников. «Еще бы! – воскликнул он. – Больше, чем нужно. Самый страшный из таежных хищников – гнус: комары и мошка».

Комары есть и под Москвой. Но что такое подмосковный комар? Это жалкий одиночка. От него можно отмахнуться, можно прихлопнуть его ладонью. Таежного комара ловить не приходится: вы кладете руку на затылок – и давите сразу сотню.

В тихие вечера на берегах Лосьвы воздух насыщен мошкой. Вокруг нас серое месиво, живые водовороты, темные волны. Мошка пляшет, как пыль в солнечном луче. Тысячи хищников в каждом кубическом метре, бесконечные миллиарды в тайге.

Я не знаю, чем питаются эти «летающие челюсти». Наверное, из миллиона только одной попадает раз в жизни счастье напиться крови. Чтобы насытить их, нужны реки крови, а нас только восемь человек вместе с проводниками. Отмахиваться бесполезно и бессмысленно. И нельзя же махать руками круглые сутки. Мы надеваем накомарники, тщательно завязываем шею шарфом, а рукава шнурками. Брюки натягиваем на сапоги и тоже обвязываем их снизу. Но мошка минует завязки, пролезает во все швы и петли, набивается в нос, в рот, под веки. Это не хитрость и не ловкость – мошка воюет количеством. Вокруг нас толкутся десятки тысяч, и в каждую щелочку, приоткрывшуюся на секунду, случайно залетает десяток-другой.

Мошка не любит солнца, ветра и дождя. На солнцепеке мы отдыхаем от нее, зато белая ночь – время ее владычества. И в тихие пасмурные дни мы в ее власти. Только вечером, опухшие и искусанные, пытаемся спастись у костра. Но вот беда – дым невыносим и для мошки и для людей одинаково. Рано или поздно, кашляя и вытирая слезы, выскакиваешь из угара и сдаешься кровопийцам.

Ночью враг осаждает нас в палатках. Мы тщательно готовимся к осаде: прокуриваем палатки, штопаем щели, затягиваем завязки, в дырки для колышков закладываем бумажки. Мошку обмануть легко – она боится темноты, и, если где-нибудь пробивается луч света, вся она садится на светлую полоску. Тут ее нетрудно уничтожить. Иное дело – хитрый и подвижной комар. От угара он прячется в складках пола, потом переселяется на полы палатки. Мы сжигаем комаров свечками, уцелевших убиваем на собственном животе. И, наконец, гордые победой, залезаем в спальные мешки. Но только закроешь глаза, над ухом звенит: «Дззз!» Пролез-таки злодей! Ждешь, куда сядет. Ага, на левую щеку. Рука крадется в темноте – и хлоп! Конец комару. Можно спать спокойно. И тут опять: «Дззз!» Этот же или другой? Бьешь себя что есть силы по щекам, по носу, по затылку, но кровожадное «дззз!» не замолкает. Наконец сдаешься. Кусай, кровопийца, и дай заснуть! Но через минуту снова слышится: «Дззз!» Еще один пролез.

Когда я произношу слово «Лосьва», прежде всего мне вспоминается мошкара. В слове «июнь» мне чудится тонкое комариное пение. Как припев, оно сопровождало нас на каждом шагу. Вот и сейчас: стоит мне закрыть глаза, и передо мной белая ночь на Лосьве – расплывчатые леса над белесой рекой и бесшабашная пляска крошечных людоедов в воздухе.

2

– Па-а-дъем!

Ужасно неприятный голос у Маринова – скрипучий и вместе с тем оглушительный. Днем не замечаешь как-то… Но когда он будит нас, хоть уши затыкай.