— Соул приезжает завтра. На месяц. — Ее голос дрожал. Руки Сина замерли. Впервые с тех пор, как она месяц назад пришла к нему в госпиталь, прозвучало имя Соула.
— Почему ты не сказала мне об этом раньше? — Его севший голос тоже дрожал.
— Не хотела портить сегодняшний день. — Рут пришлось повернуться к Сину, но смотрела она на далекие горы за горизонтом.
— Мы должны решить, что скажем ему.
— Ничего, — безжизненным голосом произнесла она.
— Но что мы будем делать? — К испугу примешивалось чувство вины.
— Делать, Син? — Она медленно повернулась, но ее лицо оставалось безразличным. — Мы ничего не будем делать. Совсем ничего.
— Но ты принадлежишь мне!
— Нет, — ответила она.
— Но ребенок мой!
Неожиданно ее глаза сузились, а губы побелели от гнева.
— Нет, черт тебя побери! Не твой, хотя ты и был производителем. — Она гневно смотрела на него, впервые продемонстрировав ему свой характер. Это задело Сина. — Ребенок принадлежит Соулу — и я тоже. Мы ничем не обязаны тебе. Он пристально посмотрел на нее:
— Но ведь ты не это хотела сказать.
Ее ярость угасла… И он попытался этим воспользоваться:
— Мы уедем вместе.
— Ты хочешь сказать, убежим, удерем, как воры. Что мы с собой возьмем, Син? Счастье человека, который любит нас обоих, а еще нашу вину? Ты никогда не простишь меня, а я — тебя. Даже сейчас, когда мы говорим об этом, ты не можешь встретиться со мной глазами. Ты начинаешь ненавидеть меня.
— Нет! Нет!
— И я возненавижу тебя, — прошептала она. — Позови, пожалуйста, мою лошадь.
— Ты не любишь его. — Его крик был страшен. Она продолжала одеваться.
— Он хочет видеть тебя. Ровно половину каждого письма он посвящает тебе. Я писала ему, что навещаю тебя в госпитале.