— Господа! Товарищи! — растерянно крикнул католик Адесанья. — Так нельзя…
— Да, так нельзя! — раздался спокойный и насмешливый голос, и порог перешагнул Бора.
Его побитое оспой, мясистое лицо было весело, глаза возбужденно искрились.
— Ого! Вы, я вижу, тренируетесь для предстоящих боев с полицией? Тогда я напоминаю вам, что послезавтра, когда наши колонны пойдут к центру города, мы не должны поддаваться ни на какие провокации. Забастовка — это забастовка, а не вооруженное восстание!
— Ты… не арестован? — спросил кто-то неуверенным голосом.
— Как видишь! — рассмеялся Бора. — А кто вам сказал эту чушь?
Димоду злобно посмотрел на хаджи Имолу. Бора перехватил взгляд Димоду.
— Ого! «Номер один», как всегда, кипит!
Он подошел к старику и положил ему руку на плечо:
— Спокойнее, товарищ Димоду.
И, обведя взглядом присутствующих, добавил:
— Что ж! Заседание объединенного забастовочного комитета продолжается.
ГЛАВА 34
Начальник тюрьмы пришел к Петру утром, важный, затянутый в светло-зеленый мундир, отглаженный до блеска. Короткие штаны тоже были наглажены до того, что они стояли колоколом. Гетры на толстых кривых ногах были белоснежны, а тяжелые солдатские ботинки блестели, как антрацит.
Под мышкой он держал стек.
Приложив руку к козырьку фуражки, он представился и с любопытством оглядел Петра, затем осведомился, нет ли каких претензий.
Лишь перед самым утром Петру все-таки удалось заснуть, часа на два-три, но сейчас он чувствовал в себе исключительный подъем: он уже принял решение: бежать, бежать во что бы то ни стало. Связаться с Гоке, со Стивом. Они помогут ему добраться до посольства. Но пока необходимо спокойствие, полное спокойствие.
Петр сладко потянулся:
— Претензии? Да у вас здесь настоящий санаторий!
Толстяк щелкнул каблуками. Похвала Петра ему явно пришлась по душе.