— Спасибо, сэр.
«А парню приходится действительно плохо», — подумал Петр. А вслух сказал:
— Я беру еще два эстампа. Этот и этот.
Лицо Афораби осветилось улыбкой. Он не мог уже скрыть радости. А Петру вдруг стало стыдно самого себя, своей жалости, своего жеста, унижающего этого художника и доставляющего ему же радость.
— По пять? — он постарался придать своему голосу холодную расчетливость, чтобы скрыть охватившее его смущение.
— Йе, са.
И это «йе, са» — выражение, принятое среди слуг, — резануло Петра.
А ведь они вошли в это здание равными!
— Значит, вы хотите поехать к мисс Карлисл? — сказал Афораби, когда они вышли из клуба. — Ладно.
Он посмотрел на солнце, потом положил ладонь на голову мальчишки, приведшего его и вместе с братом терпеливо дожидавшегося их на улице.
— Идите. Я провожу их сам. А вечером приходите. Роберт протянул мальчикам по паре монет:
— Всюду бизнес. А вечером они придут получать комиссионные.
— Йе, са… — хором крикнули мальчишки и помчались по улице, взбивая голыми пятками красную пыль.
Афораби махнул рукой в сторону зеленой стены, видневшейся на холмах:
— Надо выехать из Огомошо. Туда…
— Машина пройдет? — спросил Роберт, уже заводя двигатель.
— Сейчас сухо.
Петр подметил, что теперь Афораби держал себя намного увереннее, как будто прошел уже нечто, что надо было обязательно пройти и за исход чего он очень волновался.
Они медленно ехали по разбитой проселочной дороге. Красная глина — латерит — затвердела на солнце и превратилась в камень, покрытый слоем тонкой пыли. Придорожные кусты были сплошь красными, красной была трава, и только самые верхушки невысоких деревьев сохраняли сочную зелень.
Афораби сидел на заднем сиденье, полузакрыв глаза, весь подобравшись и напрягшись.