Зона испытаний

22
18
20
22
24
26
28
30

– Боря! – Гаю пришлось дважды позвать Долотова, прежде чем тот повернулся на голос. – Нас с тобой к генералу.

– К генералу? Зачем?

– У него Разумихин. Приехал оговорить программу испытаний лайнера на большие углы.

– А я тут при чем?

– Сейчас узнаем, – резонно заметил Гай, дружески обнимая Долотова за плечи.

– В кабинете Добротворского, кроме самого начальника базы, сидели Разумихин, Руканов и Боровский. Заместитель Главного выглядел озабоченным, говорил сухо, подолгу.

– Работа в некотором роде неожиданная, – начал Разумихин, когда Гай и Долотов присели к совещательному столу. – Еще недавно, как вы знаете, «большие углы» не составляли особой статьи испытаний пассажирских самолетов. В сертификате отмечались величины посадочного угла, соответствующие посадочной скорости, и, если самолет не требовал от летчика особой осмотрительности, особого напряжения или необычных навыков пилотирования, задача КБ считалась выполненной. Так было. Теперь же, по утвержденным стандартам, самолет не должен терять устойчивости на скоростях, значительно меньше посадочных. А значит, испытательные полеты должны проводиться с максимальным отклонением от расчетных скоростей. Чуете? Для лайнера дело непростое.

Разумихин повернулся к Боровскому.

– Как вел себя С-14 на больших углах?

– Тряска начиналась при выводе на угол восемь градусов, при скорости… – Боровский посмотрел на Долотова.

– Триста двадцать километров, – сказал Долотов, решив, что они с Боровским только затем и нужны Разумихину, чтобы посоветоваться о будущих испытаниях С-14.

– Верно, что-то в этом роде, – продолжал Боровский. – Потом тряска возрастала. Перед сваливанием была сильной.

– Да, – кивнул Долотов. – При скорости двести восемьдесят километров и угле атаки двенадцать градусов.

– У Бориса Михайловича голова посвежее, – сказал Боровский, как бы указывая начальству, кому из них двоих задавать вопросы.

– А как вела себя машина после сваливания? – спросил Разумихин.

– Есть записи, – вразумляющим тоном сказал Руканов. – Игорь Николаевич может не помнить…

– У Лютрова был сложный случай, – отозвался Гай, как бы не принимая замечания Володи. – Когда он потерял полетный минимум скорости, «девятка» резко задрала нос, потом свалилась на крыло, в штопор.

– То-то и оно! – как бы подводя невеселый итог, вздохнул Разумихин. – С-441 создавался на базе С-14, и, хотя у лайнера взлетно-посадочные характеристики лучше, то есть большая устойчивость по всем осям, предугадать, как он будет вести себя на этих режимах, – дело сложное. Нужна длительная серия полетов по кропотливо разработанной методике, которую тем не менее предстоит постоянно уточнять. Придется учитывать все – внешнюю среду, полетное состояние машины, смещение центра тяжести, количество и распределение топлива в баках, положение взлетно-посадочных узлов – шасси, предкрылков, закрылков, интерцепторов… Чуете, чем пахнет?

«Почему Чернорая нет? – мелькнуло в голове Долотова. – Ах да, – машина на какой-то выставке».

– Ну вот мы и подошли к самому главному, – сказал Разумихин, наваливаясь локтями на стол и сцепляя пальцы. – Вы двое, – он головой указал на Боровского и Долотова, – испытывали С-14 на большие углы. – Разумихин помолчал, видимо, вспомнил третьего – Лютрова. – Вам и карты в руки. Вячеслав Ильич хороший летчик, но у него совсем нет опыта полетов на таких режимах. А рисковать машиной и людьми… На лайнере нет катапульт… Словом, нужно сажать кого-то из вас двоих.