– Откройте! Освободите меня! Почему меня не выпускают? – Эти крики раскаленными иглами впивались Робису в мозг.
– Робис! – Кто-то из заключенных узнал его по голосу. – Это я, Фредис, с завода Пола. Помнишь, мне дали двадцать?!
Но он не мог им помочь. Решение было принято – бесповоротное, быть может жестокое, но единственно правильное.
– Товарищи, тихо! – крикнул он. – У нас нет ни времени, ни инструмента. Мы сможем освободить только смертников.
Крики, раздававшиеся со всех сторон, смолкли. Только из девятой камеры все еще слышался голос отчаяния:
– Робис, ты что, забыл меня? Ведь я – Фредис…
Потом и он затих. Зато на первом, втором, третьем… на всех этажах сразу раздался призыв:
– Парабеллум, Гром, отзовитесь!
И громче всех Робис:
– Дайна! Где ты, Дина?
– Робис, они здесь! Нашли!
Робис взлетел на второй этаж:
– Кто?
– Гром и Парабеллум!
– А Дайна?
– Говорят, где-то на этом этаже, – ответил Лихач.
– Ищите! Ищите! – И Робис снова закричал: – Дайна!
Дергая двери камер, он бежал в конец коридора. Одна дверь поддалась. Уборная. Первое, что бросилось Робису в глаза, был забившийся в угол надзиратель и большая связка ключей в его руке. Овладеть ключами. Овладеть ими, пусть хоть ценой жизни! Робис бросился к надзирателю.
Но тот оказался проворнее. Разгадав замысел, он бросил ключи в трубу клозета.
Нервы Робиса не выдержали. Забыв собственный наказ – не стрелять без крайней необходимости, – он всадил пулю в сердце надзирателя.