— Я говорю о том, — поспешил объяснить свою мысль Семин, — что Кольцов и на язык несдержан, для него и авторитетов не существует, и может в известной мере проявить своевольничание.
— И были такие случаи?
— Серьезных не было. А по мелочам сколько угодно. Вы думаете, я сейчас не сделал ему внушение за этот, с позволения сказать, отчет представителю Министерства обороны?
Фомин вопросительно взглянул на Семина:
— Ну и что?
— Ничего. Как об стену горохом. Я спрашиваю: почему задержался на трассе? Думал, может, у него что-нибудь там с машиной случилось. А он говорит: помогал железнодорожникам.
— Каким железнодорожникам? — удивился Фомин.
— Я точно, товарищ подполковник, еще не узнал. Да это и не имеет никакого значения. Я вам докладываю, что у него это сплошь и рядом. Ему до всего есть дело.
— Выясните во всех подробностях причину этой задержки и накажите его строго! — приказал Фомин.
— Есть! Понял! — даже привстал со своего сиденья Семин.
— Сколько уже он командует ротой?
— Три года.
— А всего в полку сколько служит?
— Шесть лет.
— Из какого училища прибыл?
— В том-то и дело, товарищ подполковник, что он училища не кончал. Я же вам докладывал, что он из гражданских специалистов…
— Все равно. За шесть лет можно научить человека порядку! — недовольно заметил Фомин.
Они помолчали. Семин попытался догадаться, о чем думает сейчас подполковник: то ли о Кольцове, то ли о нем самом, то ли о чем-либо еще, — но ответа на этот вопрос не нашел и, выбрав, как ему казалось, удобный момент, на всякий случай сказал в свою защиту:
— Я, между прочим, товарищ подполковник, еще старому командиру полка докладывал о том, что Кольцов у нас не на месте. Его для пользы службы куда-нибудь поближе к технике следовало бы перевести. Машины он знает очень хорошо. Но разве полковнику Лановому можно было это объяснить? Он в нем души не чаял.
— Ладно, разберемся, — ответил Фомин. — Пусть завтра в четырнадцать часов явится ко мне.