— Так когда же вы будете отдыхать? — услышал Сергей сразу вдруг ставший глухим голос Ирины.
— Не знаю, Ирочка. Теперь я ничего не знаю. Я вам позвоню, — ответил он и положил трубку.
Первым его намерением после этого сообщения было немедленно отыскать Бочкарева и все выяснить у него. Сергей даже выбежал из комнаты, спустился по лестнице. Но на крыльце остановился, решив: «Что толку от всех разговоров, если приказ уже подписан?» Он вернулся в свою комнату, сел за стол и закурил. «Значит, будем заканчивать работу втроем, — подумал он. — Ну что ж, Остап и Олег — ребята толковые. Правда, оба ершистые и не всегда и не обо всем с ними можно договориться. Но это уже детали. А главное — надеяться теперь следует только на себя. И надо спешить, спешить и скорее оформить предложение. Еще две-три серии снимков — и Кулешов вызовет с отчетом. И ехать тогда, очевидно, уже придется мне. И очень может тогда случиться скверно, если что-нибудь не будет готово». И опять он подумал, что за широкой спиной умного, доброго Бочкарева, который, несмотря на свою принципиальность, отлично умел ладить со всеми, работать и ему и всей группе было куда как спокойно. Но дело было даже не только в этом. Теперь, впервые за все время его работы в КБ, ему предстояло решать все вопросы непосредственно с Кулешовым: ему докладывать, перед ним отчитываться, от него получать задания, выслушивать замечания, с ним советоваться. Но вот именно этого-то, последнего, без чего совершенно немыслима какая бы то ни была творческая работа, Сергей абсолютно себе не представлял. И в первую очередь потому, что еще никогда, ни разу их точки зрения не совпадали. И наоборот, все, что представлялось значительным и интересным одному, как правило, решительно отвергалось другим.
Сергей, обдумывая сложившуюся ситуацию, склонился над своими записями, которые с каждым днем обретали все более конкретный характер. Он буквально заставил себя отключиться от всего и слиться со своими расчетами. Он знал одну свою особенность, главную, ту, которая определяла его характер: в деле он забывал обо всем, в том числе и о самом себе. А сейчас как раз это ему и надо было. Ведь сколько раз вот так, за работой, он спасался от иссушающей сердце и душу тоски о Юле! Он разумно решил, что ни о чем Бочкарева спрашивать не станет. Сделает вид, что знать ни о чем не знает. Надо будет, Бочкарев все расскажет сам. А его дело — не упустить время.
Два дня шел мелкий дождь. Дважды Владимир поднимался в воздух и привозил новые пленки. Оба раза, как и обычно, их отправляли в КБ. Бочкарев звонил в Москву, разговаривал с Кулешовым, интересовался качеством результатов. Все шло нормально. Сергей ждал, что после какого-нибудь очередного такого разговора он объявит им о своем уходе. Но Бочкарев молчал.
После третьего полета Владимир спросил:
— Надолго у вас такая волынка?
— Неужто уже надоело? — усмехнулся Заруба.
— В отпуск пора. У меня отпуск по плану, — объявил Владимир. — H вообще:
— Что «вообще»? — поинтересовался Окунев.
— Испытывать ваши фотоаппараты — словно молоко возить: того и гляди прокиснешь вместе с ним.
— Ясно. Не хватает остроты ощущений, — уточнил Заруба.
— Летать разучишься.
— Перестань канючить. Без тебя тошно! — не сдержался Сергей. — Как будто нужно делать, лишь что хочется.
Владимир вздохнул:
— Брат, сдаюсь. Ты всегда прав. Но с отпуском-то как?
— Поедешь. Закончим съемку — и поедешь, — пообещал Сергей. И посмотрел на Бочкарева. Хотел от него услышать подтверждение своих слов. Но Бочкарев почему-то воздержался от каких бы то ни было высказываний. Сергею это не понравилось. И тогда он высказал предположение, которое должно было исходить от Бочкарева как от руководителя группы: — В четверг закончим вчерне разработку нового объектива. Доложим свои соображения шефу. И надо думать, на время дальнейшие испытания прекратим. Вот и твой отпуск.
— А сегодня, между прочим, мы, кажется, получим тот вариант, которого давно ждем, — глядя в окно, проговорил вдруг Бочкарев.
Все посмотрели на него.
— Да, да, — подтвердил он. — Вот уже и дождь кончился. И ветер переменился. И потеплело. Значит, к ночи наверняка наползет туман.