Взлетная полоса

22
18
20
22
24
26
28
30

— Игорь Николаевич, потрудитесь терпеливо слушать, — нахмурив брови, сделал он замечание подполковнику.

«Игорь Николаевич? Так вот кто Руденко! Вот чью фамилию носит Юля! — подумал Кольцов. — Ну что ж, в таком случае перенесем огонь на тебя!»

— Командование части проводило по этому поводу специальное дознание, в ходе которого было установлено, что прибор разбит в результате совершенно непредвиденного стечения обстоятельств. И экипаж машины никакого наказания за это не понес, — спокойно ответил Кольцов подполковнику. — Таковы были условия, в которых испытывалась «Сова», а точнее, ее усовершенствованный вариант. Но прежде чем говорить о конкретных результатах испытаний этого варианта, позвольте мне напомнить вам о том заключении, которое мы сделали в прошлом году. Вот оно. Я коротко, самую суть. «Первое: обзор отличный. Намного увеличен угол зрения. Второе: при ясной лунной погоде, а также при сильном освещении местности «Сова» практически слепнет. Третье: при действии в тумане, в дыму видимость также равняется почти нулю. Четвертое: у прибора отсутствует шкала дальномера, что затрудняет ведение прицельной стрельбы». Все. Когда все данные были собраны, — продолжал Кольцов, — их систематизировали. И уже на основании неоднократно проверенных фактов были сделаны выводы.

— А кто, простите, конкретно занимался этой работой? — снова задал вопрос, но на этот раз уже более деликатно, Руденко.

— В ней участвовали все офицеры роты, — ответил Кольцов.

— То есть вы и ваши командиры взводов? — поднялся Руденко.

— Именно так, — понимая, куда гнет подполковник, подтвердил Кольцов.

— Великолепно! — не сдержал сарказма Руденко и сел на свое место.

— Чем богаты, тем и рады, — в тон ему ответил Кольцов. — Однако сделаны эти замечания не ради критиканства. Мы смотрели и смотрим на «Сову» как люди, которым непосредственно придется с ней работать, решать с ее помощью боевые задачи. С этой меркой мы подходили к испытанию и модернизированного образца. И вот результаты этих испытаний. О них лучше всего скажут отчетные карточки, которые мы заполняли непосредственно на танкодроме. Я познакомлю вас с ними.

Кольцов говорил свободно, не спешил, превратив отчет, по сути, в убедительный рассказ. Все детали заездов он помнил хорошо. Людей своих знал еще лучше. И теперь, анализируя ход испытаний, он даже рассказал о том, как свалился с колейного моста танк из взвода Борисова. Как отчаянно мазал при стрельбе во время дождя Аверочкин. Как сам он спорил со своим механиком-водителем по поводу ориентировки во время тумана.

Поначалу, Кольцов заметил это, его слушали без особого внимания. Некоторые даже вполголоса переговаривались между собой. Но по мере того как он приводил все новые и новые факты, сосредоточенность маленькой аудитории начала возрастать. Кое-кто взялся в конце концов за ручку. Потом Кольцова несколько раз даже попросили кое-что повторить.

«Вот так-то лучше», — подумал Кольцов.

— Ну, а какие выводы вы сделали на этот раз? — спросил вдруг Ачкасов.

Шепот и шум в комнате стихли. Кольцов почувствовал устремленные на него любопытные взгляды. Не нетерпение, не надежда, не тревога, а именно любопытство отражалось в них. Он почувствовал, что самолюбие его ущемлено. И впервые обрадовался тому, что Ачкасов не принял тогда его предложения и не поручил этот доклад кому-нибудь другому. Кольцов не подал виду, что реакция присутствующих задела его за живое, и продолжал чуть громче: — Начну, пожалуй, с главного: сделанные вами усовершенствования показали, что конструкторское бюро пошло по неправильному пути.

В комнате стало так тихо, что показалось, будто умолкли даже большие, стоявшие в углу часы. Но уже в следующий момент над столом раздалось что-то вроде вздоха облегчения и даже послышались оживленные возгласы:

— Вот это да!

— Силен капитан!

— А мы-то головы ломали!..

Кольцов понял, что его заявление просто не приняли всерьез. Но повторил еще тверже:

— И тем не менее это так.