Человек-землетрясение

22
18
20
22
24
26
28
30

Боб Баррайс отпрянул. Жар оттолкнул его. Он увидел, как голова Адамса в последний раз выглянула из огненного воротника.

– Ты скотина! Подонок! Ты подохнешь, как я! Боб! Боб! Боб! Баррайс отвернулся и бросился прочь. Он рухнул на обледенелые скалы и наслаждался прохладой. Пригоршнями он сыпал себе на голову затвердевший снег и исходил от восторга, от которого выступали слезы на глазах.

Через полчаса языки пламени бессильно опали. Между остатками сидений и выгоревшей рулевой колонкой висел бесформенный, черный, скрюченный комок. Только череп был пугающе белым.

На негнущихся ногах Боб Баррайс подошел к обломкам, вытащил невредимый огнетушитель из погнувшегося зажима, сбил об угол скалы головку распылителя и начал разбрызгивать пену на вялые языки пламени. Они сразу погасли. Остаток Боб вылил на труп, и теперь он плавал в пенистой ванне.

Сжав зубы, Баррайс прижал свои ладони к горячему металлу. Боль заставила его отшатнуться, но он продолжал давить на раскаленный кузов, пока кожа не приклеилась, и тогда он с криком оторвал руки. На ладонях пузырилось мясо.

Не оглядываясь, Боб побрел вниз по горной дороге. Морозная ночь набросилась на него с удвоенной враждебностью. Согревающий покров испытанного им необъяснимого наслаждения был разорван. Сквозь клочья его души задувал ледяной ветер. Боб Баррайс побежал, спотыкаясь о камни, поскользнулся на льду и растянулся. Выкрикивая что-то бессвязное, он бежал дальше. Теперь ужас преследовал его, вина душила, как стальная удавка, мучили страх, омерзительная пустота, отвращение перед самим собой.

– Лутц! – кричал он скалам, которые, как грозящие кулаки великанов, обрамляли его путь. – Лутц! Я не мог помочь тебе! Было слишком жарко. Пламя, Лутц! Я не мог подобраться! Ты же видел, что я не мог подойти! Лутц!

Через час его подобрала на автостраде шведская команда, участвовавшая в ралли под номером 51.

Боб Баррайс лежал на обочине дороги, зарыв обожженные ладони в снег. Он рыдал и не мог успокоиться.

Из Бриансона, небольшого городка севернее места аварии, мчалась навстречу им пожарная машина. Вой сирены далеко опережал ее в тихой, холодной ночи.

Боб Баррайс, шатаясь, подошел к шведской машине и заполз на заднее сиденье между запасными колесами.

Пожарная машина? Кто ее вызвал? Откуда в Бриансоне могли знать, что сгорела машина? Во всяком случае, для гонщиков на дистанции авария была неожиданностью.

Боб Баррайс замотал свои руки бинтами от ожогов из аптечки шведов. Он собрался, преодолев свое замешательство, и начал трезво соображать.

Пожарная команда из Бриансона!

Значит, там наверху, в скалах, был свидетель?

Официальное расследование аварийной комиссии, к которой подключилась полиция Ниццы и Гренобля, привело к однозначному выводу. Допрос, которому был подвергнут Боб, и заключения экспертов на месте аварии сложились в ясную картину. Комиссар Пьер Лаваль, поседевший за годы службы полицейским, самым крупным делом которого десять лет назад было изнасилование дочки бургомистра, вел дело с французской вежливостью и уважением к деньгам, которые сейчас сконцентрировались около него. «Если от каждого миллиона, которыми напичкан этот парень, я получу хотя бы десяток франков, – думал он, – это будет моя зарплата за год».

Боб Баррайс, бледный, но удивительно энергичный, давал свои показания твердым голосом. В полицейском микроавтобусе из Ниццы они добрались до обгоревших обломков. Обугленное тело похоронная фирма уже увезла в морг, в Ниццу. Расходы взял на себя Боб. Он сунул представителю похоронной фирмы пачку банкнот и произнес сдавленным голосом:

– Выберите самый красивый гроб. И организуйте перевозку во Вреденхаузен. Зафрахтуйте самолет и отвезите моего друга в Германию. Расходы не играют роли.

И вот в полицейском микроавтобусе сидели комиссар Лаваль, Боб Баррайс, шведы, нашедшие его, судебный врач, два эксперта по авариям и член администрации ралли и с содроганием взирали на выгоревший, оплавившийся, бесформенный автомобиль. Боб Баррайс вновь описывал события.

– Лутц хотел сократить путь. Он выискал эту проклятую боковую дорогу и высчитал, что мы можем срезать сорок километров. Конечно, это был обман, но Лутц был так возбужден, что с ним невозможно было говорить разумно. Потеря времени, перспектива стать лишь четвертыми буквально сводили его с ума. Я все предпринял, чтобы его образумить, уговаривал его, как больного, но все напрасно. Когда он все же свернул на боковую дорогу, я даже попытался вытащить ключ из зажигания. Это было смертельно опасно при той скорости, с которой он ехал. Он ударил меня по лбу и отбросил назад на сиденье. Как безумный, взбирался он по узкой обледенелой дороге… Все произошло так быстро, я не знаю, как это вышло… Меня вдруг выбросило из машины, потому что дверь открылась. А потом уже запылала вся изуродованная куча металла.