Жена дитя

22
18
20
22
24
26
28
30

– Письмо, сэр, – доложил швейцар, войдя в кабинет.

Доставка была оплачена; Мейнарду оставалось только взять письмо.

Адрес написан джентльменом. Почерк незнакомый. Но в этом нет ничего необычного. Писатель, приобретший широкую известность, он ежедневно получал письма читателей.

Но первернув конверт, чтобы его распечатать, Мейнард вздрогнул. На конверте был герб, который он тотчас же узнал. Это был герб Вернонов!

Теперь он распечатывал конверт осторожно, дрожащими руками.

И пальцами, дрожащими, как листья осины, расправил лист бумаги, на котором тоже был герб.

Постепенно успокаиваясь, Мейнард прочел:

«Сэр,

Вашими последними словами были: «Надеюсь, настанет день, когда вы не так строго будете судить мое поведение». Если верно припоминаю, я ответил: «Маловероятно».

Я старше вас и поэтому казался себе более мудрым. Но и самые старые и мудрые могут ошибаться. Я не считаю унижением признаться, что ошибался – и ошибался относительно вас. И если вы согласны простить мое грубое – я бы даже сказал, варварское – поведение, я с удовольствием принял бы вас в качестве гостя. Капитан Мейнард! Я очень изменился с тех пор, как вы в последний раз меня видели – изменился и душой и телом. Я на смертном одре; и хотел бы повидаться с вами до того, как расстанусь с этим миром.

Есть еще кое-то, кто сейчас смотрит на меня и хочет вашего приезда. Приезжайте!

Джордж Вернон»

В тот же день в дневном поезде, уходящем из Лондона на Танбридж Уэллс, сидел пассажир. Он заказал билет до Семи Дубов в Кенте.

Звали этого джентльмена Мейнард!

Глава LXXXIII

Оба обручены

Прошла неделя с той нелепой встречи графа Роузвельдта и капитана Мейнарда в кабинете последнего, и они снова оказались в той же комнате.

Но обстоятельства изменились, и об этом свидетельствовала их наружность.

Оба казались такими веселыми и сияющими, словно вся Европа стала республикой!

Они не только казались, но и были веселы; и у обоих были на то причины.