Пройдя минут десять, доктор остановился.
– Сюда, – сказал он, указывая на отверстие в стене, образовавшееся после обвала кирпичей.
Он первым скользнул в брешь, Пескад и Матифу последовали за ним.
На кладбище, под густыми деревьями, осенявшими могилы, было ещё темнее. Но доктор не колеблясь направился по одной из дорожек, потом свернул на Другую, которая вела в верхнюю часть кладбища. Кое-где вспорхнули ночные птицы, испуганные его появлением. Но, если не считать этих сов и сычей, вокруг памятников, возвышавшихся над кустами, не было ни единой живой души.
Вскоре все трое остановились перед скромным надгробием в виде часовенки; замка на её ограде не было.
Доктор толкнул калитку, потом нажал кнопку электрического фонарика, заслонив свет таким образом, чтобы его не было видно снаружи.
– Входи, – сказал он Матифу.
Матифу вошёл в склеп и оказался перед стеной, в которую были вделаны три мраморные плиты.
На одной из них, средней, значилось:
На левой плите ничего не было написано. На правой же надпись вскоре должна была появиться.
– Отодвинь плиту, – сказал доктор.
Матифу легко поднял ещё не зацементированную плиту. Он положил её на землю, и в образовавшемся отверстии можно было разглядеть крышку гроба.
Это был гроб с телом Петера Батори.
– Вытащи гроб, – приказал доктор.
Матифу вытащил тяжёлый гроб, даже не прибегнув к помощи Пескада. Выйдя из склепа, он поставил гроб на землю.
– Возьми отвёртку, – сказал доктор Пескаду, подавая ему инструмент, – и отвинти крышку гроба.
На это потребовалось лишь несколько минут.
Доктор Антекирт откинул белый саван, покрывавший тело, и приложил ухо к груди покойника, как делают врачи, выслушивая больного. Потом он выпрямился и обратился к Матифу: