В первые мирные годы Мстиславский работает в профсоюзах, выпускает журналы на русском, английском, французском, немецком языках, он помощник главного редактора Большой Советской Энциклопедии, выступает как историк, политолог, публицист.
В 1924 году, например, выпустил книгу «Классовая борьба в Германии». Там, между прочим, серьезное внимание уделено совсем юному в ту пору национал-социализму.
Ему под пятьдесят. Время осмыслить прошлое, и Сергей Дмитриевич решает снова пережить его — уже в книге. Задумана пенталогия — «Роман моей жизни» в пяти частях. Первая из них перед Вами, вторая станет, как уже говорилось, следующей книгой серии.
Собирался автор написать еще романы «У старцев», «Борьба за огонь», «Записки моего внука» (последняя книга должна была стать социальной утопией). Но эти планы так и не осуществились. Может быть, в тридцатые годы эсер, даже неординарный и вполне исправившийся, уже просто не мог стать героем напечатанного романа?
Зато появились другие книги, где автор ведет свою речь уже не от первого лица: «Без себя» — о людях киевского подполья при Деникине — и еще романы, повести, рассказы, пьесы — о народовольцах и народных героях Кавказа, о старом офицерстве и молодых революционерах. А в 1936 году вышел «Грач, птица весенняя» — и стал Мстиславский на долгие десятилетия автором прежде всего этой книги. Хорошей книги, достойной, хоть писалась она не в лучшее для верного отражения истории время и несет неизгладимые отпечатки печальных обстоятельств истории.
А с этой частью предисловия познакомиться лучше уже после того, как прочитан роман… Прочли? Думаю, вас не удивило появление в автобиографическом (!) романе «Крыша мира» бессмертной волшебницы — Пери, а потом старца, предсказывающего будущее. Да и вообще неужели студента Санкт-Петербургского университета и вправду могли принять за Искандера — Александра Македонского?
Тут, наверное, тоже нужны некоторые пояснения.
Помните, где происходит встреча Сергея с Пери? В Кала-и-Хумбе, столице Дарваза. Дополним художественное описание Мстиславского справкой о Дарвазе из старой русской энциклопедии Брокгауза и Ефрона:
«…Крайняя юго-восточная провинция (бекство) Бухарского ханства, расположенная по обеим сторонам р. Пянджа (верхняя Аму-Дарья)… Дарваз изрезан высокими хребтами, глубокими ущельями, по которым текут быстрые, трудно проходимые реки, и, кроме чрезвычайно плохих, местами доступных только для опытных пешеходов тропинок, иных путей сообщения не имеет».
Место, прямо скажем, созданное для чудес! Том энциклопедии, откуда я взял этот текст, вышел в 1893 году — незадолго до встречи Сергея с Пери.
В чисто научной работе, опубликованной в 1901 году, Мстиславский констатирует: «Добрая половина среднеазиатских легенд приурочена к Дарвазу, добрая половина дарвазских легенд — к столице Дарваза, Кала-и-Хумбу».
Как вы помните, Сергею и при Сергее часто рассказывали легенды. Вот и сам он в роли автора романа счел себя вправе сочинить еще одну. А в записях, сделанных для себя Мстиславский убежденно говорит о возможности и необходимости «сказочности в жизни», подчеркивая — в реальной жизни есть «все элементы сказки», «для воплощения, для конкретизации которой нужно только преодоление быта»…
Его «сказка» вырастает из реальности, как его книги — из жизни автора.
В 1940 году Сергей Дмитриевич писал в статье, опубликованной в журнале «Новый мир»:
«Пережитое дает ключ… Чтобы писать о любви, нет никакой необходимости идти в жизни от одной любовной интриги к другой… но кто никогда не любил, о любви никогда не напишет правды. Кто хоть недолгий час, но искренно, полной грудью дышал воздухом баррикад, уже держит «ключ» к правде и декабрьского восстания Пресни, и Парижской коммуны, и любого из восстания народа.
Потому что только собственной жизнью, ее мастерством и ничем иным выдвигается собственная, своя тематика писателя: тема, которой писатель живет».
А задолго до той статьи позволил себе обмолвиться более категорично: писатель, мол, должен жить так, чтобы он мог писать романы о собственной жизни. Сам Сергей Мстиславский жил именно так.
Г л а в а I. ОХОТНИКИ ЗА ЧЕРЕПАМИ
Надлежит…
Профессор поднял на лоб очки и пристукнул обручальным кольцом, влипшим в обрюзглый палец, по лежавшей перед нами карте, где к желтому пятну, перекрытому черными раскосыми литерами «Памиры», сползались извивами коричневые с синими и белыми крапинами червячки горных хребтов.
ebooksa