Потом они снова поставили, проиграли, потом выиграли… И стали друзьями! Долг Шванке вырос. В следующее воскресенье он достиг довольно крупной цифры. И новый друг попросил расписку. Такой знаток беговых лошадей, как Карл Шванке, конечно, выиграет и покроет долг.
Шванке иногда выигрывал, чаще проигрывал. Он засиживался с новым респектабельным знакомым в ресторане, а долг рос и рос. Наконец в беседке, в садике при пивной, произошел разговор. Речь шла о небольшой, в сущности, услуге.
Фирма, в которой работает доктор Гайге, вполне солидная фирма, заинтересована в военных заказах. В этом деле есть конкуренция. Поэтому фирма интересуется документами учреждения, в котором служит Шванке. Требуется только кратковременное ознакомление в течение каких-нибудь двух часов. Обеспечены и тайна и вознаграждение. Ничего исключительного в этом нет. Коммерсантам приходится бороться за заказы — это эпизод борьбы, и только.
Шванке попытался подсчитать, на какую сумму он выдал расписок доктору Гайге, запутался, согласился принять предложение… Он боялся задавать дополнительные вопросы.
С этих пор он, как обычно, мчался на велосипеде с почтой. У безлюдного сквера курьер останавливался, садился на скамейку. Закуривал. Портфель с пакетами он клал рядом с собой. В это же время на другом конце скамейки усаживался с книжкой молодой человек в темных окулярах.
Покурив, Шванке уходил, «забыв» на скамейке свой портфель. Карл Шванке ехал развозить остальные пакеты, находящиеся в ящике под седлом его велосипеда. Через определенный промежуток он появлялся у другого сквера. Здесь он снова встречал того же молодого человека, только уже без очков и в другом костюме. На этот раз портфель «забывал» незнакомец.
А в промежутке между встречами человек, получивший портфель Шванке, заходил в полутемный подъезд какого-то дома, снимал очки и прятал их в карман вместе с париком и кепи. Затем, несколько раз меняя автобус, он доезжал до отдаленной части города. Тут он походкой гуляющего направлялся к крошечной лавке филателиста. Несколько минут он рассматривал витрину с марками. В зеркальном окне прекрасно отражались редкие прохожие. Потом он входил, после чего на двери появлялась карточка: «Закрыто на обед».
В задней комнате лавки быстро производили обработку и фотографирование документов…
…Лавка филателиста была известна Вольфу как явочная квартира английской разведки.
Обо всем этом Вольф рассказал Наталье Даниловне, добавив:
— Я хотел бы, чтобы вы знали всю историю Шванке. Может быть, она когда-нибудь вам пригодится.
КОГДА РАЗРАЗИЛАСЬ ГРОЗА
Кафе «Фатерланд» обычно посещалось провинциалами. В пестрой толпе, заполняющей его залы, легко было укрыться от наблюдения. В главном зале дважды в вечер показывалась панорама: «Буря на Рейне с настоящим громом и молнией», как обещала реклама.
Брызги «дождя» достигали даже столиков, ближайших к сцене, а «волны» Рейна приводили в восторг лавочников и коммивояжеров.
Наталья Даниловна вошла в зал в разгар «бури», когда было еще темно и только по сцене метались голубые молнии. Посвечивая электрическим фонариком, кельнер проводил ее к указанному его столику подальше от «Рейна». Свет еще не зажигался и «буря» продолжала свирепствовать, когда лакей вернулся и прошептал, что один господин желал бы занять свободное место за ее столиком.
В полной тьме коренастая фигура поместилась напротив Натальи Даниловны, неясно пробормотав приветствие. Оркестр заиграл «Рассвет» Грига, в зале забрезжил мутный свет, изображавший «утро на Рейне». Провинциалы, довольные зрелищем, вернулись к пиву и сосискам.
Неожиданное видение возникло перед Натальей Даниловной: напротив нее за столиком в темном вечернем костюме сидел Платонов. Свет в зале увеличивался, но видение не исчезало. Оно даже поманило пальцем «герр обера» и заказало штейнхегер доппельт (крепкую водку) и шампанское для дамы. Когда обрадованный дорогим заказом кельнер понесся на кухню, помахивая салфеткой, Платонов обратился к Наталье Даниловне так, как будто они расстались только вчера.
— Вот мы и встретились! Альберт Преде к вашим услугам… — Он наклонил голову, непривычно гладко причесанную на прямой пробор.
Они говорили по-немецки: Платонов чуть тяжеловесными фразами, выдававшими иностранца; она же тем лаконичным, грубоватым языком, который был теперь принят в райхе…
— Вы удивлены моим появлением здесь?
ebooksa