— Поскорее верните ему!
Мейснер не на шутку испугался, увидев свою записную книжку в руках шофера. Он небрежно поблагодарил и наградил шофера сигаретой — награда более чем скромная: этот парень не должен подозревать о значении находки.
Было вполне естественно, что Остриков, заезжая в группу «97-ф», долго разговаривал с Натальей Даниловной в саду.
Они ходили по аллеям, посмеивались, их лица сохраняли выражение людей, болтающих о всяких пустяках. А разговор был чрезвычайно напряженным.
Здесь, в саду, они обсудили последние детали плана похищения Амадея Кууна, находящегося сейчас у Плечке.
Но чем грозил Наталье Даниловне неожиданный приезд Мейснера?
Мелькнула мысль, что Дашу Хохлову арестовали. Она могла под пытками рассказать…
Но Даша не была арестована. Она по-прежнему жила на глухой окраине и уже была предупреждена о том, что немцы приглядываются к ней. Но, может быть, допросили ее дома или вызвали на короткое время, чтобы не возбудить подозрений арестом?
Это маловероятно. Какие-то сведения пришли со стороны.
План созрел вовремя. Нельзя было больше откладывать. Однако следующий день внес в него существенные изменения. Амадея Кууна вызвали в ставку фюрера. Вызов привез ему фон Шлейниц. С некоторым злорадством он предъявил документ, которым ему, фон Шлейницу, предписывалось остаться на некоторое время в группе 97-ф и завершить миссию генерала Кууна.
— Итак, мы едем послезавтра. В два часа пятнадцать минут. С генералом фон Шлейницем.
— Это решено, Руди?
— Уже дана шифрованная телеграмма во все пункты на пути. Заставы имеют извещения о часе, в который проследуют наши машины, и описание нашей колонны. Две машины с опознавательным знаком «лиловый медведь со щитом». Впереди два мотоцикла. Машины пройдут на заставах на полном ходу — генерал не терпит остановок в пути. У нас все это поставлено «тип-топ», как часы. Все эти дни связи с Москвой не было.
Тогда Наталья Даниловна и Остриков решили осуществить похищение фон Шлей-ница и Рудольфа Кууна.
И вот наступил последний вечер. Они снова гуляли по саду. Было слышно, как у калитки сменялись часовые. Разводящий вышел из караульного помещения, ведя новый наряд часовых.
А Рудольф говорил о своем:
— …и не потому, что я был нерешителен. Меня сдерживал отец. Ему наш союз казался чудовищным. Совсем иначе смотрит на это дядя. Вы понравились ему.
— Это приятно слышать.
— Не позже, чем через месяц, я жду вас в Берлине. Почему вы молчите? Разве не пора нам связать свои жизни? Разве это не было предрешено еще там, в Сибири?
Наталья Даниловна посмотрела ему прямо в глаза: