Пищик надел пиджак с полицейской повязкой на рукаве.
— Как подойдем к железке, ступайте на три шага вперед, вроде вы арестованная, а я с автоматом, вроде конвоя сзади, — объяснил Пищик.
Два раза надо было переходить железную дорогу. Однажды их задержал было солдат, стоявший на путях с автоматом. Но Пищик молча показал ему на пальцах решетку, выразительно кивнув на спутницу. Посмотрев на повязку Пищика, часовой сказал:
— Проходи, полицай!
Сняв фуражку, Пищик шел, вытирая со лба пот.
— Теперь все будет лесом до самой деревни. Тут уже мне днем показываться нельзя — своих полицаев все знают.
В ожидании темноты они залегли на опушке в виду незнакомой деревни. Два раза совсем близко от них проходили немецкие патрули.
Какое-то странное спокойствие охватило Наталью Даниловну. Рана болела, хотелось спать.
И она заснула. Ей снилось, что она у себя в своей комнате в «Таежном» и Пищик кричит под окном.
Она открыла глаза. Пищик будил ее. Стояла глубокая звездная ночь.
— Пошли в деревню. Я уже палку сломал собак отгонять.
Двинулись к деревне.
Задами они подошли к избе. Пищик стукнул в окно два раза. Вышел высокий мужчина в шинели, накинутой прямо на белье.
Он узнал Пищика:
— Нельзя ко мне. У меня фрицы ночуют. Я сейчас оденусь. Пойдем в присутствие.
При свете лучины, вздутой хозяином, стало видно, что начальник полиции — пожилой человек с большим лбом над умными темными глазами. Он был одет в полувоенный костюм с полицейской повязкой на рукаве.
Хозяин достал из канцелярского шкафа бутылку водки, немецкие консервы и хлеб.
— Богато жить стали, Сидор Иванович! — заметил Пищик.
— Фонды имеем! — с важностью отвечал начальник и показал на стену.
При свете лучины Наталья Даниловна увидела немецкие плакаты и разные объявления. Одно из них гласило, что в распоряжение начальника полиции выделяются фонды для премирования за поимку партизан.