Она не помнила, как заснула и сколько спала, сидя вот так же, на стуле, и не спуская с Юры глаз. Ей показалось, что она тотчас проснулась. Было восемь часов. Андрюхин собирался заехать в половине одиннадцатого. Занимаясь приготовлением завтрака, меню которого было тщательно продумано заранее, она непрерывно смотрела то на часы, то в окно поверх занавески и прислушивалась, не проснулся ли Юра…
С шести утра радиостанции Советского Союза и всех социалистических стран передавали через каждые полчаса:
— Всем! Всем! Всем! Обеспечьте прохождение луча! Контролируйте квадрат «М»! Помните, что с одиннадцати до тринадцати часов по Гринвичу квадрат «М» должен быть свободен!..
Десятки тысяч людей, запрудивших Майск, вместе с сотнями миллионов жителей всего земного шара с рассвета десятого апреля ждали сообщения из академического городка. Те, кто имел пропуска в район аэродрома, с восьми часов стояли под мокрым снегом, подняв воротники и безропотно переступая по лужам замерзшими ногами.
В одиннадцать часов на аэродром въехали машины. Митинг открыл президент Академии наук СССР, могучий человек с гривой седых волос, на которых незаметны были тающие снежинки.
Глядя на море голов перед ним, слушая взволнованные слова руководителей советской науки, Юра ощутил такой огромный прилив гордости и радостного торжества, что совсем забыл о себе и о своей роли. «Эх, — думал он про себя: — Собрать бы оружие всего мира на эту медную решетку, на пусковую площадку и запустить его в небеса! И не надо такой луч восстанавливать, пусть растает… Сейчас мне идти. Ну, Юрка!»
И со смущенной улыбкой, которая невольно возникала у него всегда, когда ему приходилось стоять перед людьми, он двинулся было к сияющей белизной лестнице, ведущей на площадку, но растерянно остановился. «Что же такое происходит?» — с ужасом подумал он.
Было без четверти двенадцать, время подниматься на площадку. Но лестница была занята!.. По ней неторопливо шел, неловко улыбаясь окружающим… Юра Сергеев! Не он, а другой Юра Сергеев, удивительно похожий на настоящего…
Он, этот другой Сергеев, был также одет в легкий комбинезон из золотистого майлона специальной выработки. Красивый, с набором серебряных пластин, широкий пояс крепко перехватывал комбинезон. На голове у него была такая же шапочка, похожая на те, которые надевают пловцы, а на ногах — светло-фиолетовые спортивные туфли… Юре долго пришлось привыкать к этому костюму, созданному лучшими мастерами московского Дома моделей; раньше костюм казался ему нелепым, пригодным разве что для балета… Но этот парень, взобравшийся уже на фотонную площадку, легко и спокойно нес свой изящный костюм… Что же это такое? Решили посылать не его, а кого-то подменного? Почему? Дикая обида, словно крючьями, рвала на части сердце Юры. Он ловил на себе недоумевающие взгляды окружающих и, побурев от стыда, готов был сорвать с себя золотистый майлон или включить пояс и взмыть в небо.
По лестнице быстро взбежал академик Андрюхин и стал рядом с тем, двойником, положив ему на плечо руку. На стадионе стало так тихо, что Юра ясно услышал быстрые удары своего сердца.
— Перед вами, — громко заявил Андрюхин, — кибернетический двойник Сергеева!
Он распахнул комбинезон, обнажив живот и грудь, удивительно похожие на настоящие, человечьи, нажал на одно из ребер. И на глазах невольно ахнувшей толпы то, что изображало кожу груди и живота, распахнулось, и вместо кровоточащих внутренностей все увидели яркое и сложное переплетение электронной аппаратуры.
— Закройся! — небрежно бросил Андрюхин. И, когда легким, совершенно человеческим движением машина подняла руку, опустила на место кожу и застегнула комбинезон, Андрюхин продолжал: — В целях максимальной безопасности он пойдет первым. За ним — настоящий Юра Сергеев!
Иван Дмитриевич сделал Юре знак подняться на лестницу.
Толпа, приветствуя его радостными криками, поднимая стиснутые в рукопожатии руки, невольно хлынула к фотонной площадке, но, отделенная широким и глубоким рвом, остановилась не менее чем в пятидесяти метрах.
Через ров были пропущены только сто человек — восемьдесят делегатов всех стран, входящих в Организацию Объединенных Наций, и двадцать наиболее крупных ученых, всемирно известных общественных деятелей и представители советского правительства.
Они перешли ров и уже подходили к лестнице, где стоял Сергеев, когда Андрюхин, взглянув на свой хронометр, предостерегающе поднял руку.
Огромный бетонный постамент, высотой около десяти метров, светился фиолетово-желтыми искрами и вибрировал, как туго натянутая струна.
Репродукторы, отсчитывающие последние секунды, молчали. Все замерли, не спуская глаз с меланхолически улыбавшегося двойника Сергеева. Вдруг лицо его дрогнуло, улыбка исчезла; он поднял руку; певуче прозвучал удар гонга. Фигура на площадке окуталась светящимся туманом. И тотчас яркий луч, мгновенно вспыхнув, исчез, прорезав сочившееся мокрым снегом небо… На фотонной площадке никого не было.
Андрюхин, сверкнув глазами вслед лучу, тотчас повернулся к массивному мраморному столику, установленному внизу лестницы. Два аппарата радиотелефона связывали площадку запуска непосредственно с Москвой и с Биссой.
ebooksa