— Вы знаете об этом?! — с нескрываемым ужасом воскликнула женщина. — Откуда вы знаете?! Тогда не ходите вокруг сложными кругами, я не хочу и не желаю быть вашей или чьей-нибудь добычей, я все сама скажу, если это надо!
И, залившись слезами, Луиза выбежала с веранды.
Гард закурил. «Ну вот, — подумал он, — случайно задето нечто важное. Теперь нельзя торопиться. Но странное дело, какой неожиданный взрыв! Спокойно, комиссар, спокойно».
Через несколько минут Луиза вошла, села напротив Гарда, испуганно посмотрела на него страдальческими глазами.
— Простите меня, комиссар, но вам должно быть понятно, почему я так…
— Успокойтесь, Луиза, — сказал Гард. — Я никуда не тороплюсь. Ваш муж говорил вам что-нибудь о замке?
— Каком замке?
— На этой двери.
— Ах, комиссар, не надо меня мучить! Спросите сразу, ведь я готова подтвердить то, что вы уже знаете…
— Нет, нет, Луиза, об этом поговорим потом, — спокойно произнес Гард, напоминая сам себе рыболова, который зацепил рыбу и теперь хочет применить всю осторожность, чтобы она не сорвалась с крючка. При этом Гард ощущал всю разницу между собой и рыболовом: тот знает, что у него под водой рыбешка, а Гард даже догадаться не может, какой улов скрывается под невзначай брошенным им словом «ребенок». — Итак, вернемся к замку.
— Нет, комиссар, он никогда не говорил мне о замке. Мы вообще не знали, что такое запираться. Какой в этом смысл? Все наше богатство — это мы сами… Мы жили тихо и скромно. Ну, завидовали, конечно, тем, у кого много денег, а Лео еще завидовал людям, обладающим какими-либо талантами. Вы знаете, однажды он мне сказал, что хочет быть собакой, чтобы познать… Впрочем, это неважно. А нам никто не завидовал. Его убил сумасшедший! — вдруг закончила Луиза. — Кому еще он был нужен, комиссар? Кому?
— Я думаю, — осторожно сказал Гард, — эта история прольет свет на тайну убийства.
— Что вы?! — воскликнула Луиза, расширив от ужаса глаза. — Какое ЭТО имеет отношение к убийству! Вы ошибаетесь, комиссар! Я не хочу! Да ведь ЭТО просто моя галлюцинация!
— Меня как раз интересуют ваши личные ощущения, — сказал Гард. — Постарайтесь успокоиться и по порядку все мне рассказать.
— Но вы же не психиатр, комиссар?
— И вы, Луиза, не больная. Давайте разберемся.
Слегка взволнованный ее состоянием, Гард инстинктивно положил руку на плечо женщины, и это прикосновение внезапно кинуло Луизу к комиссару. Она уткнулась ему в плечо и разрыдалась, как девочка, напуганная темнотой, но теперь получившая защиту, — отчаянно и облегченно.
— Я не могу… я никому не говорила… это страшно… Откуда и почему вы знаете?.. как это страшно!..
Гард вынул из кармана носовой платок и вытер ей заплаканные глаза. Она выпрямилась, набрала в легкие воздух и, запинаясь, горячо и бессвязно, почти на одном дыхании, стала говорить:
— Вы знаете, это случилось три дня назад… Из лавки я вернулась рано… Приготовила кофе… Вхожу к нему… Тот самый кабинет… Он сидит… но это не он! Увидел меня, засмеялся, протянул руки… И вдруг сказал: «Мама!»… Из носа течет… И костюм!.. Он сидел мешком, как на чучеле… Я уронила кофе… Не помню, как выскочила… Навстречу — Юл, и как-то боком, боком, и побелел весь… Одежда порвана, вся разошлась по швам!.. И вдруг: «Где мой кофе, Луиза?» И тут выскочил из кабинета Лео… Они встали рядом, и я не могла понять, кто же из них Юл, кто Лео, кто отец, а кто сын… О Боже, как страшно!.. У меня потемнело в глазах… Они схватили друг друга, бросились в кабинет, заперлись… Оттуда — крик! Когда я очнулась, сорвала крючок, Лео зачем-то переодевал сына… Хотя нет, Юл переодевал отца! Это было так невероятно!.. А потом я ничего не помню, потом все было хорошо… Это сон, комиссар? Скажите мне, ради бога, это был сон? Галлюцинация? Я просто сходила с ума? Почему вы молчите?!