— Но для кого тогда прикажете стараться? Я эгоист, как все люди.
— Не-е-ет, ничего не поделаешь! — Он даже ногой нетерпеливо притопнул. — Тупо сковано — не наточишь. Вы бы думали не как возразить, а как понять. Речь идет именно о сохранении человеческого — лучшего, что в нас есть. Расстается же человек с родным, кровным своим аппендиксом. Меняет челюсть, сердце, почки… Расстанется с большим, когда прижмет, когда поймет…
Он сам пришел на второй же день. Это тоже было в его манере — совершенно не считаться с субординацией, особенно если ему казалось, что кого-то обидел.
Походил по лаборатории. Через полминуты спросил:
— А где Татьяна?
— В виварии она, Виктор Сергеевич. Опал хандрит.
— Пойдемте взглянем.
Он так и не уточнил, на кого «взглянем».
Таня снимала показания с датчиков. Увидев нас, поспешила навстречу с бумажной лентой в руке.
— Ничего не пойму. Энцефалограф подтверждает активизацию мозговой деятельности, а в поведении шимпа она не наблюдается.
Виктор Сергеевич перехватил ленту, поднес ее близко к глазам (очки он забыл в кабинете), забормотал:
— Интересно. Очень даже.
Повернулся всем корпусом ко мне:
— У коров и овец изменения стойкие?
— Вполне. Сказались даже на выборе пищи. Объективные показатели полностью совпадают с поведенческими. Поэтому и решились мы перенести эксперименты на стадо подшефного совхоза. Но вот с шимпанзе ничего не выходит. Полиген «Л» не срабатывает. Опал угнетен, поведение заторможено. Может быть, все-таки перевести его к самкам?
Объект нашего разговора приподнял косматую голову, словно прореагировал на мои слова.
— Нет, пока еще рано, — ответил Виктор Сергеевич. — У меня есть соображения. Вот выберу время как-нибудь после работы и понаблюдаю за ним. Если мои предположения верны…
Он так и не сказал, что будет, если его предположения верны, только засмеялся своим мыслям и потер руки. Затем посмотрел на Таню, а обратился ко мне:
— Вы сейчас домой? Пожалуй, немного пройдусь с вами, если не возражаете.
Его автомобиля у подъезда не было. Он часто отпускал шофера, когда задерживался.