Круминь стоял у окна и наблюдал, как хорошим армейским шагом пересекал улицу Хамит. Хамит был, как всегда, в начищенных сапогах, в щегольски замятой фуражке, в гимнастерке, стянутой новой портупеей с кобурой.
Круминь аккуратно снял пенсне с толстыми стеклами, жестко растер веки, водрузил пенсне на место, с близоруким удивлением глянул на вошедшего Хамита и спросил:
— Сколько тебе лет, Хамит?
— Двадцать два, начальник.
— А в «вагонах смерти» атамана Аненкова был совсем мальчиком.
— Я старался быть мужчиной.
— Ты им стал. Жаль только, что времени на твою юность не хватило.
— Мы спешили, Ян Текисович. У нас слишком много дел. Мне некогда праздновать юность.
— Когда ты плакал в последний раз?
Хамит пристально смотрел в глаза Круминю, вспоминая.
— В пятнадцать лет. Меня сбросил необъезженный конь, и я заплакал.
— Ты плакал от боли?
— Я плакал от досады на себя.
Круминь встал и вновь подошел к окну. Улица была пустынна. Не оборачиваясь, сказал:
— Инструктор исполкома Сейсембаев плакал, вымаливая жизнь у бандита Кудре.
Теперь и Хамит встал.
— Ты расстреляешь Сейсембаева?
— Ты жесток.
— Сейсембаев в степи — Советская власть. А Советская власть не может быть трусливой.
— Как все просто для тебя, Хамит! — Круминь вернулся к столу, выдвинул ящик, достал кипу бумаг: — Сводки со всех концов уезда. Бандиты, бандиты, бандиты. Ты можешь объяснить мне, почему бандиты появились именно сейчас, когда разверстку заменили натуральным налогом, когда все могут спокойно жить и трудиться, когда стало легче всем?
ebooksa