Чекисты. Книга вторая

22
18
20
22
24
26
28
30

— Пойду. Пора налаживать передвижку. Картина “Пирогов”. Приходите.

— Обязательно придем, дорогой, — откликнулся Акопов. — Не видал еще “Пирогова”. А ты, Борис?

— Да из нас, наверное, один Столяров видел ее. Он только-только с Большой земли.

— Хорошая картина, — подтвердил Столяров. — Посмотрел бы еще раз, да устал с дороги. Хочу отдохнуть.

— Кстати, здесь место только для двоих — Борису и Столярову, — сказал Акопов. — Где мне лучше переночевать, папаша Томб?

— В сельсовете диван. Там тепло.

— Сельсовет? Отлично, — решил Акопов. — Пойдем, Боря. Помоги саквояж нести, и пойдем кино смотреть.

Уже одевшийся Ренвиль взглянул на Гырголя.

— А я в твоей комнатке буду ночевать, можно? — спросил он.

— Зачем спрашиваешь, Ренвиль? — укоризненно откликнулся Томб. — Конечно, переночуешь. Гарри, проводи гостей к председателю.

И все, кроме Томба и Столярова, вышли на улицу.

Сеанс длился часа три. После этого Ренвиль выдавал колхозникам книги, Борис с Акоповым гуляли по берегу замерзшего моря. Проводив Акопова, Борис вернулся на свою квартиру. Была поздняя ночь. Столяров укладывался в кровать.

— Я думал, вы уже спите, Петр Петрович. Ну, ложитесь, ложитесь, мне нужно еще поработать.

Борис вынул из чемодана книги, тетради, подкрутил лампу и принялся готовиться к урокам.

Когда на часах было без четверти шесть, Борис удовлетворенно потянулся, зевнул, быстро разделся, юркнул под одеяло и повернулся к стене, оклеенной газетами. Прямо на него с пожелтевших “Известий” смотрела балерина Уланова, тускло освещенная мигающей лампой.

— За два часа прекрасно высплюсь, — подмигнул Борис балерине и потушил лампу. — А в восемь поедем в Калигран, — пробормотал он, засыпая.

Но выспаться ему не удалось.

— Колосов! Борис Николаевич!

— Что такое? — не сразу понял Борис.

Над ним стоял Ренвиль и теребил его за плечо: