Мне никто не ответил. Ермак и Леша Гурвич, насмотревшись вволю, стали выгружать из вертолета палатки, ящики с приборами и тюки с провизией. Ангелина Ефимовна с восторгом смотрела вдаль.
— Эт-то прекрасно! — торжественно провозгласила наш уважаемый профессор. — Какая видимость! Какой необыкновенный прозрачный воздух!
— Там внутри гудит… Вы послушайте, — повторил я и пошел выгружать наш недельный паек. Готовить-то придется мне! Лаборант. Леша — кандидат, Ангелина Ефимовна — доктор наук и директор обсерватории. Настоящий директор! Хотя ее характер «заставляет желать лучшего». Уж очень любит спорить (как, бывало, сцепятся с моим отцом, только перья летят).
— Здесь вам будет тепло, — сказал озабоченно Ермак и стал ставить палатку.
Наш пилот самый заботливый и добрый человек в коллективе. Он как нянька! Не знаю, что бы мы без него делали.
— Через неделю, как часы, прилечу за вами, — сказал Ермак, натягивая брезент. — А ты, Николай, не грусти. Если будет письмо от отца, привезу специально.
Отца отозвали в Москву. Теперь он работал в Арктическом и Антарктическом научно-исследовательском институте. Не представляю, как он усидит в кабинете. Ведь он всю жизнь путешествовал по Арктике. Сколько я помню, его вечно отзывали в Москву, а он опять ухитрялся вырваться в экспедицию.
— Мне пора лететь, — сказал Ермак почему-то грустно и поглядел на сумрачный горизонт. Добродушное лицо его, красивое, несмотря на следы ожогов на носу и щеках, помрачнело. Все же он улыбнулся нам, сверкнув ровными белоснежными зубами.
Палатка была установлена. Выгруженное снаряжение, мешки с консервами, ящики и тюки мы просто прикрыли брезентом. Ермак всем пожал руки, а меня поцеловал. Он все еще относился ко мне, как к мальчишке.
Вертолет покрутился и улетел, а у меня почему-то заныло сердце. Я любил Ермака, как старшего брата, которого у меня никогда не было.
— Скоро стемнеет, — заметила Ангелина Ефимовна, — с утра начнем работу, а пока давайте установим вторую палатку — лабораторию.
Пришлось устанавливать. На одной из самых зеленых площадок. Потом мы с Лешей пробили ломом отверстие, в которое вставили двухметровую металлическую трубу для отбора газа.
Температура газа оказалась более восьмидесяти градусов. Собственно, это был самый обыкновенный воздух, с несколько пониженным содержанием кислорода. (Небольшая ямка на дне палатки всю неделю служила нам замечательной печью, где сохранялись горячими обед и ужин.)
Распаковав и установив в лаборатории приборы, мы еще немного побродили по горе. Из расселин подымался пар, он дрожал и переливался в последнем отблеске заката. Леша протянул над ним руку и с криком отдернул, обжегшись. Я бросил в расселину хворост, он мгновенно вспыхнул.
Потом мы все трое постояли у обрыва. Долина уже погрузилась в темноту, но вершины гор, еще освещенные солнцем, сверкали наподобие каменного венца.
— До чего красиво! — сказал Леша. Пухлые губы его дрогнули, голубые навыкате глаза увлажнились — он несколько сентиментален.
Мне долго не спалось, как всегда на новом месте. Вокруг палатки была густая тьма, выл ветер, в горе что-то булькало и гудело.
Я подумал, что, собственно, заставляет меня жить здесь? Совсем дикий край, суровый и необжитой… Заполярье!.. И не нашел ответа. В детстве я больше всего любил теплые, уютные комнаты нашей московской квартиры, общество бабушки, стеллажи с книгами и удивлялся, почему отец проводит жизнь в экспедициях. А теперь сам променял Москву на Крайний Север. И это было сильнее меня. А бабушка очень по мне тосковала, это чувствовалось по ее письмам. Мама вряд ли… У нее была своя жизнь, свои интересы и свои друзья. К тому же ошибка в паспорте (на целых десять лет меньше!), которую она не пожелала отнюдь исправить… Она просто стеснялась такого взрослого сына. Да, я — взрослый. Через семь месяцев — в армию. Буду проситься в погранвойска.
Все же мне чего-то не хватало, какой-то душевной теплоты. Все мне в обсерватории были друзья, но у меня не было настоящего, единственного друга. Ровесника. Была Лиза Абакумова. Странно, что я еще в нее не влюбился. Все почему-то этого ждали от меня. Но, должно быть, еще не настал час. Пожалуй, потребность в дружбе у меня в то время была сильнее. Некоторые люди так созданы, что просто не могут без мужской дружбы. Я принадлежу к их числу. А между тем у меня не было друга…
Засыпая, я думал над тем, что же такое дружба. Ведь как и в любви не каждый может стать тебе другом. Отчего же не каждый? Встречаешь своего ровесника, славного, неглупого парня, с которым у тебя как будто много общего, но дружбы почему-то нет…
ebooksa