Бакшеев сказал, не оборачиваясь:
— Ребята, примкнуть штыки!
Трушин, весь подобравшись, побледнел и шагнул было к японскому унтер-офицеру, да капитан-лейтенант остановил его.
— Отставить!
— Эх, Николай Павлыч!..
— Спокойно…
— Да мы их, как цыплят… — сказал Зуйков. — Что с парнем делают!
Унтер-офицер первым заметил русских и резко крикнул что-то солдатам и стал говорить, скаля зубы и кивая на матроса. Солдаты взяли винтовки к ноге и также улыбались.
— Иди сюда, братец, — сказал Бакшеев матросу. — За что они тебя?
— Ни за что. Шел в Голубинку, остановили, сорвали бескозырку, забросили вон за ограду, и вот сами видели — стали издеваться.
— Откуда?
— С “Грозного”.
— Почему один? Не знаешь приказа — ходить не менее трех человек?
— Знаю, мы и шли впятером, да я поотстал, корешей встретил из экипажа, и вот…
— Возьми бескозырку и иди, да побыстрей!
— Да они опять… Эх, дайте мне винтовку, я им…
— Не время еще. Иди!
Матрос сходил за фуражкой, сбил с нее пыль рукой, надел. Козырнул:
— Спасибо, ваше благородие. Кабы не вы, закололи бы, гады. Спасибо, ребята! — Он быстро пошел в гору.
Японцы было пошли за ним, но Бакшеев прикрикнул на них, а патрульные вскинули винтовки, преграждая им дорогу. Постояв немного, унтер-офицер буркнул команду, все трое повернулись и затрусили к Светланской.