Замок

— Тогда, по крайней мере, займи более выгодную позицию. За правым зеркалом никогда не было стены. Решетку откроешь от себя. Смотри, чтобы не захлопнулась, пока не пройдешь обратно. Тогда захлопни ее покрепче. Закроется замок. Иди, безумец…

Бал тем временем был в разгаре: музыканты, казалось, были в эту ночь особенно в ударе, музыка заполняла собою все вокруг, даже потускневшая роспись потолков и выщербленные ступени лестницы стали не так заметны. Музыка стала почти осязаемой, и в целом мире оставалось только кружение пар, мелькание свечей и зеркал, и чарующая, заставляющая забыть обо всем на свете мелодия, и головокружительный вихрь танца.

Улучив мгновение, когда музыканты утирали пот со лба, а дамы усиленно обмахивались веерами, Марианна решила убедиться, что она так же хороша, как и в самом начале бала. Она отпустила локоть своего кавалера, не оставлявшего ее ни на минуту, — даже когда она танцевала с другими он держался рядом, — и подбежала к одному из двух огромных зеркал в тяжелых резных рамах. Она увидела свое отражение: искрящиеся весельем и радостным возбуждением глаза смотрели сквозь прорези шелковой маски, локоны слегка растрепались, но она была уверена, что это не испортит ее очаровательной юности, когда наступит момент и маски можно будет снять. Она страстно желала, чтобы ее кавалер тоже оказался молодым и пригожим. Кстати, где же он? Зеркало было достаточно большим, чтобы видеть происходящее за спиной, не поворачивая головы. Но Марианна никого не увидела. В зеркале отражалось пламя свечей и зеркала на противоположных стенах, сама Марианна — и больше никого. Зеркало отражало пустой зал — пустой! Она обернулась — зал был полон гостей — кавалеров и дам в дорогих нарядах, — да и шум голосов и шорох одежд не оставлял сомнений, и ее спутник в шляпе с пером спешил к ней — она посмотрела в зеркало и снова увидела там только себя. — Как это возможно? — прошептала она. — Что это за трюк? Может, здесь зеркало только напротив меня? А остальная поверхность — картина под стеклом?

Она сделала шаг влево, потом вправо, и еще один шаг вправо — ее отражение перемещалось вместе с ней. Она обернулась. Ее кавалер стоял рядом, но не сзади, а сбоку, таким образом, что не мог отразиться в зеркале.

— Послушайте-ка, сударь, — сказала Марианна. — Будьте любезны, встаньте рядом со мной. Что за странное зеркало!

Ее спутник ничего не успел ответить, если предположить, что он вообще намерен был отвечать. По залу пронесся шелест, наступила тишина и кто-то невидимый произнес торжественно и громко:

— Великий Господин и Повелитель Тьмы!.. Приветствовать Князя!

Вслед за этими словами раздались три оглушительных удара, словно огромным молотом били по камню. Кавалеры все опустились на одно колено, дамы склонили головы и застыли в глубоком реверансе. Высокие и широкие двустворчатые двери в глубине зала медленно раскрылись, послышались тяжелые шаги…

И Марианна, обмирая от страха, увидела хозяина замка. На миг ей показалось, что это не человек, но только на миг. «Ну, как же, — пыталась она совладать с собой, — конечно же, человек, кто же еще!»

Князь, которого, видимо, по приготовленной заранее шутке назвали Повелителем Тьмы, обладал высоким ростом и величественной осанкой, но при этом довольно массивной, почти бесформенной фигурой и бледным лицом, не лишенным, однако, некоторой импозантности. Лишь глаза на этом лице пугали своей тусклой чернотой и неподвижностью, но пугали лишь тех, кто отваживался в эти глаза посмотреть. Он заговорил низким глухим голосом:

— Мои любезные друзья и подруги, я вижу, наш скромный праздник удался на славу, и вы все довольны. Тем не менее, уже минула полночь, а летние ночи коротки. Сейчас мажордом объявит ужин и можно будет снять маски. Я желаю моим верным подданным закончить вечер так же приятно, как он был начат. Веселитесь, друзья мои, веселитесь!

Двери за таинственным повелителем закрылись, и опять воцарилась тишина, не нарушаемая даже шуршанием вееров и одежд. И тишина эта не понравилась Абигайль и еще одному гостю, в котором она даже под маской без труда узнала молодого путешественника, обратившего на себя ее внимание еще в гостинице своим одиночеством и отрешенным видом разочаровавшегося в жизни человека. Они оказались рядом в середине зала. Абигайль поискала глазами мужа, и нашла его подпирающим колонну в простенке между зеркалами, как всегда, со скучающим выражением глаз, и даже маска не могла скрыть брезгливое выражение его лица. «Боже, и этот человек когда-то сумел вскружить мне голову?!» Каким утонченным джентльменом с изысканными манерами, с тонким вкусом, прекрасной речью, чувством юмора казался он ей совсем недавно! Четыре года знакомства до помолвки и еще полгода потом до венчания казались ей бесконечными. И вот оно — разочарование, всего за две недели супружеской жизни! Что же дальше?! Она решила думать о другом. Например, все-таки это странный бал. Приветствие владельца тоже показалось ей странным: кого он, в конце концов, приветствовал — гостей, друзей или подданных? Если к гостям еще можно обратиться «друзья мои», то как-то все же странно тут же назвать всех подданными.

— Какие же мы ему подданные? — прошептала она, обращаясь к стоявшему рядом с ней соседу по гостинице.

Тот наклонился к ней и тоже шепотом произнес:

— Знаете, сударыня, мне этот бал не нравится с самого начала. Видите ли, я принял это приглашение потому лишь, что в этом моем путешествии постоянно ищу неприятностей…

— И что же? — Абигайль почувствовала слабость.

— И мне кажется, я нашел их. Но тем не менее…

Он не закончил фразы. Раздалось хлопанье закрываемых и запираемых на ключ дверей, затем невидимый мажордом хлопнул в ладоши и тонким голосом крикнул:

— Снять маски! Ужин!!!

Мгновенно слетели маски, словно тесемки были уже развязаны заранее, и открылись лица. Некоторые были молодые и даже красивые, были лица средних лет и также старые, но все они без исключения были искажены безобразными торжествующими гримасами, и сразу же глаза на этих лицах сделались водянистыми и неживыми, рты оскалились, обнажив вампирские клыки, жаждущие крови, раздалось леденящее душу рычание — и многие пары рук потянулись к своим жертвам. На мгновение у Абигайль мелькнула мысль, что все это — жестокий розыгрыш. Но если еще можно вставить себе в рот зубы из папье-маше, то никакой шутник не в состоянии придать своим глазам такое выражение, и так щелкать картонными зубами тоже невозможно. В глазах у нее потемнело. Она еще увидела, как ее сосед ударил одного из вампиров кулаком в лицо, и как выхватил шпагу из ножен у другого, и что шпага оказалась не бутафорской, но и не боевой, а тонкой и легкой, богато изукрашенной деталью придворного костюма семнадцатого века.