Машина гудела ровно. Виктория без напряжения держала темный, давно утративший блеск руль. Иногда оборачивалась на два-три мгновения в сторону Каирова, неопределенно улыбалась.
Сырой рассвет клочкастым туманом поднимался из ущелий, заслоняясь от дороги кустами и ветками, еще глянцево черными, без полутонов, которыми были щедро помечены облака, выгнанные на сине-голубое пастбище. Неторопливо и равнодушно они пощипывали вершину горы, светлую и чуть позолоченную, похожую на спелую разломанную дыню.
Между ущельем и дорогой по склону, окутанному в мягкую тень, высокими фундаментами ступали вверх домики под острыми драночными крышами, призывно заливался пастуший рожок, мычали волы.
— Иногда мне хочется бросить все, — сказала Виктория, — уйти в горы. Стать женой пастуха. И жить до ста двадцати лет.
— Не много ли?
— В горах живут долго.
— Что же мешает осуществить эту голубую мечту?
— Разное. — Виктория прикрыла ресницы, притормаживая, потому что из-за каштана, росшего на крутом повороте скатывающейся вниз дороги, показалась телега с дровами, которую медленно тянули две лошади. — В том числе и такие товарищи, как ты.
— Странный ответ...
Виктория кивнула. Без грусти, без улыбки. Совершенно спокойно признавала странность ответа.
Она вломилась в номер, чуть забрезжил рассвет. Энергичная, деловая. Глядела на заспанное лицо Каирова и не могла скрыть улыбки.
— Извини, Мирзо, но твою записку я нашла только утром. Отец положил ее на мой письменный стол. А я вернулась вчера усталая как черт. И сразу завалилась в постель... Одевайся, я обожду тебя в холле. Поехали.
— Понимаю, понимаю, — нудновато повторял он, несколько ошарашенный напором и стремительностью. Все-таки догадался спросить: — Куда поехали?
— Какая разница! — беспечно ответила она. — Потом узнаешь.
...Дорога взбиралась на гору частыми петлями, очень красивыми издалека. Скалистая стена, что долго тянулась справа, вдруг начала уменьшаться.
— Смотри внимательно, — сказала Виктория. — Мы въезжаем на перевал. Через минуту, Мирзо, увидишь море.
Оно прыгнуло снизу. Зависло, как воздушный шар. Огромный. Серо-зеленоватый. Казалось, его можно достать, протянув руку.
Линия берега не просматривалась. Ее прикрывали пологие вершины гор, бурой лесенкой спускающиеся к морю. Белые черточки кораблей были разбросаны, как блики. Над тремя из них вились неширокие черные дымки.
— Останови машину, — попросил Каиров.
Она выполнила его просьбу, повернулась, прислонившись плечом к желтой коже сиденья. Он взял ладонями ее лицо и крепко поцеловал в губы.