Боря Кнут не смутился. И не без хвастовства заявил:
— Я и сам несерьезный. Таким меня папа с мамой сладили.
— Среди людей живешь.
— Люди разные встречаются... Человек, он, понимаешь, Семен, как арбуз. Его же насквозь не видно. Это только в бутылке все ясно и прозрачно.
— Болтун ты, Борис... Уж лучше что-нибудь про любовь бы рассказал, про женское сердце...
— У кого что болит, тот про то и говорит, — усмехнулся Боря Кнут. — Относительно Марии сомневаешься. А ты плюнь на сомнения. К сердцу прислушайся. Там и ответ найдешь. Тем более не спец я по женской части. Женщины любят красивых и серьезных.
Овраг круто уходил вверх. Узкие камни лежали один на другом долгими желтыми пластами.
— Нам здесь не выбраться с лошадьми, — сказал Боря Кнут. — Лошадей привяжем в овраге. Им тут спокойней будет и безопасней. Вдруг тот псих стрелять начнет. Он птица непростая. Связным в банде Козякова был...
Семен Лобачев вздохнул:
— Места, конечно, необжитые. И даже жуткие.
— В том-то и заковырка. Как сказал бы Поддувайло: «Я тебе бачу, а ты мене ни». Может, старый черт нас давно на мушке держит. И наши молодые жизни от его фантазии зависят.
...Привязав лошадей, они выбрались наверх и, пригнувшись, пошли прямиком к карьеру. Дом егеря Воронина был отсюда на расстоянии полусотни метров. И они хорошо видели, как Иван Беспризорный, вскинув винтовку, присел за забором, а Поддувайло поднялся на крыльцо. Он недолго стучал в дверь. Ему открыла женщина в ярком сине-красном переднике. Он что-то сказал ей, а потом они скрылись в доме. Вскоре в дом пошел Иван Беспризорный. Было впечатление, что Поддувайло позвал его, выглянув в окно.
Семен забеспокоился:
— Может, нечисто там! И помощь наша требуется!
— Не дети они. Знак дадут. Криком или выстрелом.
— Знака нет — все спокойно. Так я понимаю?
— Правильно понимаешь, Семен. Кажется, старый хрен без боя сдался. Или дурака валяет, овечкой прикидывается.
— Закурим?
— Не грех.
Они не успели закурить. Из дома егеря Воронина вышел Поддувайло. Позвал их.