Тайком от отца Володька отлил немного нефти в ведро и намотал на две палки асбестовый канат, закрепив его проволокой. Войдя по колени в воду, краболовы зажгли свои факелы. Приходилось время от времени обмакивать их в нефть, чтобы поярче горели.
Пятна света взапуски поплыли по воде.
Крабы, потревоженные в своем сне под камнями, ослепленные светом, ничего не могли понять. Только огорченно и растерянно разводили клешнями, будто говоря: «Как же так? И как это нас угораздило?»
Евстигней стонал и приплясывал на берегу от нетерпения. Он не получил факела. Он был на подхвате.
В корзине уже ворочались семь красняков и одиннадцать каменщиков, как вдруг Володька выпрямился:
— Полундра!
От неожиданности Мыкола уронил в воду огромного красняка. Метрах в сорока от берега чернел шар. В звездном мерцании, разлитом над морем, тускло отсвечивала его поверхность. Вот он колыхнулся и набычился, показав свои рожки. Правильно, мина! Она почти неприметно двигалась на длинной зыби, словно бы укоризненно качая лысой головой: «Ах, дети, дети! Крабов ловите? А вам спать давно пора!»
Мина была, вероятно, из той же семейки, которую растормошил вчерашний шторм. Только эта подзадержалась, — быть может, заглядывала в какие-нибудь бухточки по пути.
Ночь и мина на фарватере! Мыкола достаточно времени провел среди рыбаков, чтобы понять, чем угрожает это судам, которые находятся сейчас в море.
Как всегда, Володька проявил решительность:
— Евстигней! Беги к бате: еще рогатик один! Пусть флотских вызывает.
— А ты?
— Следом за ней пойду.
— И я.
— Нет. Что стоишь? Как дам раза!
Громко рыдая от обиды и зависти, Евстигней припустился бежать.
— Мыкола, ведро сюда! Весла, весла тащи!
Спотыкаясь, отчаянно спеша, Володька и Мыкола ввалились в ялик.
— Сильно не греби! Табань! Снова греби! Табань! Ближе нельзя. Как флотские, понял?
Мина неторопливо плыла вдоль берега, не удаляясь от него, но и не приближаясь к нему. Конвой на ялике сопровождал ее, держась на почтительной дистанции.