Искатель. 1965. Выпуск №6

22
18
20
22
24
26
28
30

— Отчего ты не спишь, хороший мой?

В интонациях ее голоса было что-то умиротворяющее. И слово «хороший» произнесла она как-то по-особому, протяжно, на «о» — была родом из-под Владимира.

Нельзя же не ответить, когда тебя называют «хороший»! Нехотя Мыкола объяснил, что в книжке есть стих: «Мальчишек радостный народ коньками звучно режет лед». Голос его пресекся…

Но он преодолел себя. Ну вот! Когда в палате потушили свет, так ясно представился ему Гайворон, неяркое зимнее солнце и замерзший ставок у школы. Крича от радости, гоняет он по льду с другими хлопцами. Коньки самодельные, просто чурбашки с прикрепленной к ним проволокой. Но какую же радость доставляют они! Ни с чем не сравнимую! Быстрого движения!

Тетя Паша, наверное, сама когда-то бегала на коньках, потому что еще раз вздохнула. Потом она заговорила негромко и рассудительно, изредка вкусно позевывая. От одного этого позевывания становилось спокойнее на душе.

Мыкола, впрочем, не вдумывался в смысл слов. Просто журчал рядом ручеек. Казалось, на бегу перебирает круглые, обкатанные водой камешки, и каждый камешек был звуком «о».

Думая об этом, Мыкола заснул.

2

Но и в сон он не мог сбежать от себя.

Почти каждую ночь Мыкола заново переживал взрыв этой мины. Вскидывался с криком и минуту или две не мог понять, где он и что с ним.

Порой ему чудилось, что он заживо погребен, проснулся в гробу. (Был при нем случай в Гайвороне: один из односельчан стряхнул с себя сонную одурь в тот момент, когда уже заколачивали крышку гроба.) Но чаще Мыколе казалось, что подводное течение с силой тащит его в расщелину между скалами, в какой-то грот, вокруг вода, а над головой навис камень.

Положение было безнадежное, он сознавал это. К горлу подкатывало удушье, охватывал панический страх. И он просыпался с криком.

В раннем детстве, когда снилось что-нибудь страшное, достаточно было приказать себе топнуть ногой, чтобы сразу же проснуться. Это заменяло сказочное: «Сгинь, рассыпься!»

Сейчас топай не топай — не помогало.

Он не мог спать в темноте. Вернее, пробуждаться в темноте. Тогда ужас пробуждения затягивался. Вскинувшись ночью, Мыкола обязательно должен был видеть свет.

Вечером, когда в палате готовились ко сну, он жалобно просил сиделку:

— Тетю, не выключайте!

Но свет люстры мешал соседям. Был, правда, ночник. Однако, Мыкола не видел его, так как лежал на спине. Проснувшись, видел лишь слоистый мрак над собой. И этот мрак давил, давил…

— Какой нехороший мальчик, — говорила нараспев Варвара Семеновна. — Ну, что ты капризничаешь?

Не сразу разобрались врачи в этих мнимых капризах. Наконец кровать Мыколы повернули так, чтобы он мог видеть перед собой окно.

То было очень высокое, чуть ли не до потолка, окно. Днем за ним сверкало море, ночью горел фонарь на столбе.