Час двуликого

22
18
20
22
24
26
28
30

Мадина подошла. Абу ковырнул ножом пыж, высыпал порох на ладонь. Пули в патроне не было:

— Смотри. Будет один грохот. Больше ничего.

У жены задрожали губы:

— У тебя грохот, у других смерть. Там женщины, дети, такие, как твои.

— Одевайся, иди скажи Хамзату, Асхабу, что Абу отказывается от налета. Тебе уже не нужен отец для детей?

— Страх выпил у меня молоко. Его не осталось для младшей. — Глаза жены — два черных провала — смотрели на мужа не мигая. Родниковыми каплями сочились по щекам слезы.

Руслан отдернул руку от люльки. Одолевали жалость, гнев. Если бы она знала, как нелегко отцу. Смотрел на мать исподлобья:

— Ты жена абрека, нана. Сколько можно лить слезы?

Абу повернулся, долго смотрел на сына. Ну вот, пятый в семье обрел мужской голос. Это событие в горах, когда сын начинает говорить по-мужски. Лишь бы голос со временем не стал собачьим лаем.

Встал, повернул сына к себе лицом:

— Когда щенку не хватает молока, он кусает сосцы матери. Ты разве собачьей породы? Не хочу тебя сегодня видеть. Иди к Ца. Поможешь ему перекрыть крышу.

Мадина встрепенулась:

— Куда?! Ночь на дворе!

— Пусть идет!

Руслан поднялся, выбежал в одной рубахе. Скрипнула люлька, Жалобно, слабо подала голос младшая.

На крыльце раздались шаги. Стукнули в дверь. Застучали погромче. Абу напрягся: кого принесло?

Стучали хорошо: незло. Он встал, вышел в коридор, открыл дверь. Темный проем пахнул в лицо холодным ночным ветром, на пороге встала высокая, сутулая фигура. Человек шагнул в коридор, сказал усталым, сиплым шепотом:

— Прости, что поздно потревожили. Дело есть.

Абу отступил, пропуская гостя в комнату, узнал председателя Гелани, обрадовался — гость из тех, что заносят ночью в дом тепло ушедшего дня. За спиной Гелани стояли двое. Абу присмотрелся: Султан Бичаев и Курейш.

— Заходите. Хорошо сделали, что пришли.