Чекист

— Съешь кашу-то, ведь с салом, — произнес знакомый голос.

Митя повернулся. Васька Рыжий лежал рядом, курил. Митя заглянул в котелок.

— Ты принес?

— Эге, — лениво протянул Рыжий, — вижу, проспишь...

Митя с аппетитом съел холодную кашу, долго выскребал остатки.

Несколько минут они лежали рядом молча. Потом Митя сказал, не глядя на Василия:

— Сын подрос — не узнаешь.

Василий не ответил, но Митя знал, что он ждал от него слов о сыне и сейчас блаженно улыбается в темноте.

Впереди послышались движение, невнятный говор. Митя насторожился, поднял голову.

— Беляки своих подбирают, — не пошевельнувшись, отозвался Василий.

И они еще долго лежали рядом, молча глядя в звездное небо.

Трудно первые дни на фронте — одному, среди чужих людей. Василий помнил это по себе. В его душе зрела грубоватая, заботливая нежность к этому пылкому веселому пареньку, который так неудержимо и так бездумно рвался в каждое опасное и трудное дело. И ведь Митя был в батальоне единственным, кто мог поговорить с ним о доме, о жене и сыне...

— Медведева к командиру! — прокатилось по цепи.

Митя закинул за плечо винтовку, побежал на зов.

Командир батальона сидел на борту тачанки, свесив ноги, пламя костра било ему в лицо, освещая снизу цыганскую шевелюру, из-под которой сверкали живые, как ртуть, глаза. Кивнул на разостланную на земле карту:

— В разведку просился? Карту понимаешь?

У Мити перехватило дыхание — осуществлялась его мечта.

Как влекло его к этим смелым, отчаянным ребятам, которые по ночам, получив короткий приказ, вскакивали на коней и по двое — по трое уносились во мглу, чтоб пробраться во вражеский лагерь, выхватить там языка и, примчавшись назад, встретить суровую похвалу командира, молчаливое уважение товарищей. Как хотелось ему вот так же небрежно броситься потом у костра на место, оставленное для него товарищами, и так же молча есть из котелка, предупредительно переданного ему по рукам. Как нравилась ему эта традиция молчания, которая окружала разведчика: он никогда не рассказывал о событиях своего таинственного ночного рейда, и его никогда никто не расспрашивал. Только, бывало, подмигнет, заворачиваясь в шинель, чтобы заснуть, и все понимают — было дело!

— Грамотных у нас не хватает. А тут без карты не пройти. Разберешься?

Глаза командира так и жгли его насквозь. Но признаться, что не знает карты, упустить, может быть, единственную возможность стать разведчиком? Нет, ни за что! Он и без карты всюду пройдет.