Чекист

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ну, у нас в бригаде таких нет! — воскликнул Митя. После Мелекесса ему казалось, он может поручиться за каждого.

Чекист насмешливо глянул на него и снова склонился над документами.

— Неужели вы всерьез думаете, что среди нас есть предатель? Или среди тех, кто подписывал вот эти приказы? — волнуясь, заговорил Митя. — Как можно не доверять тому, с кем воюешь рядом!

— А ты думаешь, это легко — не доверять?.. Мы на вашем участке второго шпиона ловим. Бывший офицер Стельмахович оказался немецким агентом. А здесь против нас офицерские роты. Английские винтовки. Разрывные пули. Достаточно одной заранее рассчитанной ошибки в приказе, — он с силой придавил пачку бумаг, — чтобы погубить тысячи бойцов. Открыть Питер! Ты думаешь об этом?

Когда Митя вышел из штаба, все уже казалось ему подозрительным.

...Это было мучительно — смотреть в ясные глаза комбрига и не верить, вслушиваться, вгрызаться в каждое слово.

Он заставлял себя вспоминать сказанное, проверять, обдумывать. Он стал записывать любое приказание комбрига, чтобы потом выяснить, к чему оно привело. Конюка, очевидно, ни о чем не догадывался. Он любил молодого пылкого порученца комиссара, часто беседовал с ним, расспрашивал о настроении бойцов.

Митя все время ощущал в груди тяжелый груз недоверчивости. Все чаще казалось, что слова комбрига фальшивы, что он скрытен, что приказы его неправильны. Тогда этот невысокий человек с непропорционально большой, тяжелой головой, чужестранец по происхождению, казался ему врагом.

Вечером 25 октября Митю вызвали в штаб бригады. Конюка, пожевав своими лошадиными челюстями, объявил:

— Медведев, противник начал перегруппировку. Пусть даже завтра утром мы получим приказ о наступлении, будет уже поздно, если мы позволим белым закрепиться на железной дороге. Нужно сейчас же взять пункт Струги Белые и держать до подхода наших основных сил. Отправляйтесь немедленно на плюсский участок. Вот мой приказ — передайте командиру полка.

Митя взглянул на комиссара. Тот кивнул утвердительно.

Все Митины сомнения ожили с новой силой. Самовольная операция, без разрешения высшего командования! Не готовится ли комбриг погубить один из своих полков? Митя осторожно спросил:

— Мне можно остаться там, принять участие?

Уловив странную нотку в его голосе, Конюка удивленно посмотрел на него, переглянулся с комиссаром.

— Можно, товарищ Медведев.

* * *

Весь день шел жестокий бой. В районе станции сосредоточились офицерские части Булак-Булаховича. Красноармейцы с почерневшими от пыли и ненависти лицами медленно продвигались вперед под сплошным пулеметным огнем. Дважды Митя со всеми поднимался в атаку, и оба раза атака выдыхалась и приходилось возвращаться к своим случайным укрытиям. Когда поднялись в третий раз, когда Митя окончательно решил, что совершилось предательство, пулеметы противника замолчали. Офицеры, залегшие под железнодорожной насыпью, побежали в беспорядке на запад, в сторону Чудского озера. А наперерез им двигались цепи красноармейцев, и впереди всех, размахивая маузером, шагал коренастый человек с большой, тяжелой головой. 15-я армия шла в наступление. Это было 26 октября.

Увидев Митю в штабе, комбриг улыбнулся. С легким сердцем смотрел Митя в его некрасивое, но такое мужественное и открытое лицо.

— Приказ выполнен, товарищ комбриг, пункт Струги Белые...

Неожиданно, впервые за все время, что Митя его знал, комбриг пошутил:

— Были белые, а стали красные, товарищ Медведев! А? Верно? — И залился веселым смехом.