— Леша, ты собирался нас чем-то удивить?
Волков, скорбно разглядывавший на рукаве крохотное пятнышко, резко выпрямился.
— Не знаю, Дим Димыч, может, то, что я выяснил, никаким боком к нашему розыску не относится, но сообщить я обязан. Опрашивая жильцов, я наткнулся на студента Вольдемара Риекстиня. В минувшую субботу он провожал девушку, шли они по Октябрьскому мосту. Мимо них на большой скорости проехал мотоцикл. Возле политехнического института мотоциклист развернулся и помчался обратно…
— И что ты здесь нашел подозрительного?
— Время, Дим Димыч. Студент утверждает, что это случилось между одиннадцатью и полночью.
— В чем был одет мотоциклист?
— Коричневая кожаная куртка, на голове каска. Непонятно, почему он тут же повернул обратно.
— Ну, мало ли причин? Может, просто захотел проветриться, прокатиться.
— Так поздно?
— Именно в эти часы движение минимальное. Показания студента, Леша, запомним, возможно, они нам пригодятся, но у меня есть сведения поважнее. — Я сделал эффектную паузу, торжествующе оглядел своих подчиненных. — Так вот, други, преступник для бегства использовал не мотоцикл, а троллейбус девятого маршрута. И был он не в коричневой куртке, а в светлом плаще, что, кстати, соответствует показаниям потерпевшего и его матери. Предстоит срочно выяснить, кто из водителей работал в субботу поздно вечером. Учитывая, что троллейбусный контингент преимущественно женский, дело это поручается Волкову как мастеру устанавливать контакты с прекрасной половиной рода человеческого.
Когда Волков вышел из кабинета и мы остались с Рябчуном вдвоем, я повернулся к нему, спросил напрямик:
— В чем дело, Петрович?
— Такая ситуация, Дим Димыч, что неловко и говорить-то при всех. — Рябчун был смущен и расстроен. — Но и молчать не имею права…
— Давай, Петрович, без предисловий, самую суть.
— Суть, Дим Димыч, в том, что ошибся наш начальник.
— Бундулис?!.
— Он самый. Понимаешь, Дим Димыч, никак я не мог успокоиться, что подставил тебя под разнос. Пошел к бабке, хозяйке Валета: «Ты что, старая, меня обморочила, время ухода квартиранта неправильно назвала?» Клянется всеми святыми — передача, мол, кончилась в пол-одиннадцатого. У нее, оказывается, часы старинные с боем, как раз пробили один раз. Сую программу под нос, показываю — передача кончилась в двадцать два пятьдесят. Уперлась и ни шагу назад: «Мало ли что напишут, я своим часам больше верю». Не поленился я, сходил на телестудию. И что ты думаешь — права бабка: по техническим причинам трансляция из Москвы была прервана. Вот официальная справка! На студии мне объяснили — редко, но такое случается. Так что, Дим Димыч, рано нам выключать Валерку Дьякова из списка подозреваемых. Вполне мог он за это время добраться до Гончарной…
И вот я снова в отделении реанимации. За прошедшие дни я несколько раз справлялся о состоянии здоровья Носкова. Иногда отвечал Сеглинь, иногда медсестра: «Без изменений… положение тяжелое… надежды не теряем…» В каком состоянии таксист сейчас? Смогу ли я с ним разговаривать? Нужно тщательно продумать вопросы, на которые я хочу получить ответ, чтобы не получилось как в прошлый раз.
Сеглинь встречает меня как старого знакомого и потому особенно не церемонится: кивком головы предлагает обождать и тут же убегает. Видимо, в отделении произошло нечто чрезвычайное: в кабинет то и дело заходят врачи и медсестры, тихо о чем-то совещаются, куда-то звонят. До меня доносятся отрывочные фразы: «…пульс не прощупывается… давление упало… срочно требуется переливание…»
Сеглинь возвращается через десять минут, усаживается рядом. Он радостно возбужден, даже мурлычет что-то вполголоса — видимо, опасность, грозившая больному, миновала не без его участия.
ebooksa