Зона риска

— Ты чего?

— А ты чего?

— Я ничего.

— Нет, ты чего?

В этих «чего-ничего» легко запутаться, и вскоре уже никто не помнит, почему, собственно, вспыхнула ссора, все стараются выглядеть позлее, машут кулаками, напирают на чужака со всех сторон, тот зачумленно отругивается, понимая, что одному против троих не сладить. Иногда ссоры начинались из-за девчонок, иногда просто так, от занудливого желания кого-то напугать, обратить на себя внимание. Больше всего драк бывало ранней весной — тогда вечера становились раздражающе красивыми, дурманящими.

Если словесная баталия достигала кульминационного момента, Мишель или чуть приметным знаком давал разрешение на более энергичные действия, или примирительно цедил сквозь зубы: «Ладно, потом его грехи посчитаем». Приятели не всегда понимают, чем вызвано то или иное решение Мушкета, но подчиняются ему беспрекословно. Правда, было замечено, что часто решение Мушкета зависит от того, кто в данный конкретный момент находится в очереди в бар: он умело определял, ввяжутся ли другие парни в драку, если она начнется, и на чьей стороне будет перевес сил.

Рисковать Мишель и его подручные не любили. Обычно они налетали стаей, били куда попало, никаких неписаных правил уличных стычек не признавали. Свалить с ног, зацепить кованым ботинком, не дать подняться, оставить распластанным на буром асфальте, рассыпаться в разные стороны, и потом в каком-нибудь подъезде, запивая возбуждение дешевым портвейном «из горла́», с истеричным повизгиванием вспоминать: «А я ему...», «Гляжу — уже откинул копыта...» То, что иногда происходило у бара, не было драками — это было чаще всего безнаказанное, бессмысленное, исступленное избиение.

Когда в баре или возле него находился Артем Князев, он же Князь, потасовок почти не случалось. У Князя были свои приятели, которые к Мушкету относились презрительно и звали его за глаза плебеем. Если бы Князь захотел, вполне мог бы править на той части Оборонной, которая тянулась влево и вправо от бара. Мушкет однажды видел, как к Князю прицепились два новичка — бар пользовался популярностью и сюда приезжали с других улиц. Двое в новеньких дубленочках, в фирменных «вельветках» и модных «корочках» прикатили на «Жигуленке». Из машины выбрались не спеша, с ленцой, высокомерно. Не обращая внимания на очередь, словно ее и не существовало, уверенно постучали в деревянную дверь и показали швейцару Ванычу пятерку. Ваныч дрогнул...

Артем Князев вежливо прислонился спиной к двери:

— Будьте любезны занять очередь, господа банкиры. — Сказал он это спокойно, даже как-то равнодушно.

Один из парней окинул Князева снисходительным взглядом и сухо, делая огромное одолжение, процедил:

— У нас заказан столик, юноша.

И такая снисходительность прозвучала в его голосе, что очередь притихла — атмосфера сгущалась на глазах, и до критической точки было уже недалеко.

— Вранье унижает человека, — назидательно изрек Князь, умевший в необходимых случаях изъясняться с большим апломбом.

Парни в дубленках были старше его, шире в плечах.

— Папаша, открывай свою лавочку. — Они явно не хотели принимать во внимание Артема, который хоть и был в джинсах с фирменным ярлыком, но явно казался им несмышленышем, по тупости путающимся в ногах. Тем более что их было двое, а он один.

— Ваныч, прикройте, пожалуйста, дверь, — вежливо попросил Князь швейцара. — То, что сейчас произойдет, вам не обязательно видеть.

И все еще примирительно попытался втолковать элегантным ребятам:

— Мы стоим в очереди уже тридцать минут.

— Это личное дело каждого, юноша.