Надя кивнула.
— Лев с Игорехой уже заработали по ревматизму и радикулиту.
— А вы?
— Я еще нет. — Она жевала хлеб с салом. — Где вы поселились?
— На Карантинной улице. Это в Старом городе.
— Я приехала в Симферополь и тоже сначала жила в углу. А потом мама поменяла квартиру на Симферополь, и я снова стала маленькой девочкой, которой нельзя приходить домой позже двенадцати.
— А сейчас?
— И сейчас с ней.
— И все в порядке?
— Да нет, не особенно, Игорь, он очень хороший, и мама тоже, они оба так стараются, чтобы все было хорошо, и так великодушно жертвуют мной друг для друга. Летом мы в поле, а зимой трудно. Игореха уезжает иногда на неделю-другую в горы, и мама искренне огорчается, беспокоится; но когда он уезжает, сразу видно, что ей легче. Для нее снова все как раньше — она и я. Потом он возвращается, привозит ветки цветущего кизила, мама радуется, но сразу же появляется прежняя напряженность... Прямо завидуешь иногда Льву, у которого никого нет, правда!
Алик растерянно молчал. Такая откровенность обязывала к откровенности, а этого он не умел.
— Это у всех так, — сказал он.
— Если б было как у животных: дети вырастают и уходят. И все, никаких сложностей.
— Это вы говорите, пока у вас нет детей, — сказал он. — А что вам мешает снять квартиру?
— А мама?
— Ну, а Игорь?
— У Игоря есть работа. А у мамы только я.
— А вы сами?
Она засмеялась.
— Лучше все-таки пострадать самой, чем знать, что кто-то страдает по твоей вине. Так спокойнее. Мне вообще чужие переживания кажутся значительнее, чем свои собственные. Не могу, например, видеть, когда кто-нибудь плачет, — ой, это ужасно! А он, может быть, плачет из-за пустяка, правда? Бывает же, что из-за пустяка. Я по себе знаю. И все равно не могу.
ebooksa